У народов Восточной Африки

Я поднимаюсь с большим трудом. В висках пульсирует кровь, щеки пылают. «Опять приступ малярии!» — промелькнуло у меня в голове. Один приступ я уже перенес в подобных же условиях. Где же это было? Ах да, вспомнил: между Китангари и той миссией… как же она называлась?.. Зубы неприятно лязгают, на лбу неожиданно, без всякой к тому причины, выступает холодный пот. Страх. Дикий, ничем не обоснованный страх овладевает всем моим существом. Я чувствую, что где-то рядом притаились дикие животные. Еще мгновение — и они разорвут меня в клочья. Неподалеку действительно блеснули чьи-то глаза. Это уж слишком… Толкая велосипед впереди себя, я делаю шаг за шагом, карабкаюсь вверх, движимый мыслью: лишь бы скорей, лишь бы скорей! Наконец я на вершине обрыва. Но что это? Может быть, мне изменяет зрение? Вдалеке блеснул свет газовой лампы. Обладателем такой лампы может быть только европеец, значит, это… начальник поста. Откуда в такой момент берутся силы, я, право, не знаю. Ноги сами несут меня. На дороге стоят какие-то люди, их становится все больше. Мне кажется, что, пробегая мимо, я улыбаюсь им.

Я врываюсь в широкие двери веранды и падаю в кресло. Передо мной появляется бой в белом переднике. Он молча подает мне холодное вино. Одним залпом выпиваю три стакана. Голова начинает кружиться. Я перестаю видеть и чувствовать, впадаю в какое-то блаженное состояние. Сейчас мне ясно одно: лес остался позади.

МАСКА

У Джулио нет важности начальника. Полностью оценить его я смог лишь вечером следующего дня, когда отступила мгла горячки и мир предстал передо мною в нормальном солнечном свете. До этого момента кровь в диком темпе пульсировала у меня в венах, а перед глазами ходили неестественно фиолетовые тени. На этот раз у меня был один из самых сильных приступов малярии. И если бы не своевременная действенная помощь весьма квалифицированного санитара, который сделал мне какой-то укол, не думаю, что я выздоровел бы так быстро.

Когда Джулио впервые увидел меня на своей веранде, удобно и бесцеремонно расположившегося в кресле со стаканом вина в руках, он ничуть не удивился. Ни слова не говоря, он приблизился ко мне, посмотрел на меня и, положив руку мне на лоб, позвал боя. Опытным глазом жителя тропиков он сразу определил, в чем дело.

— Сеньор болен, пойди позови санитара.

Буквально через пятнадцать минут я уже лежал на пружинном ложе, а заботливый Джулио стягивал с меня брюки. Видимо, я сразу потерял сознание и начал бормотать что-то по-польски. Только к вечеру следующего дня в голове у меня немного прояснилось.

Джулио — добродушно улыбающийся, толстощекий парень с черными, озорно поблескивающими глазами. Сколько ему лет? Самое большее двадцать пять. Дома, после работы, он первым делом берется за гитару. Она-то и сделалась посредником между нами и единственным переводчиком, так как я не знаю португальского языка, а Джулио не говорит ни слова по-польски. Мы объясняемся мимикой, жестами — остальное договаривает ги-тапа. Джулио знает все классические оперы. У него довольно приятный тенор, а я вторю ему отвратительным баритоном. В сфере музыки мы обретаем общность.

Джулио превосходно исполняет испанские и португальские народные песни. При этом он всегда сидит на столе, поставив одну ногу на стул и небрежно перебирает струны гитары.

Его гостеприимный дом я покинул лишь спустя четыре дня, когда санитар констатировал, что я совершенно здоров. На дорогу Джулио снабдил меня двадцатипятилитровой бутылью красного вина. И он и санитар авторитетно заявили, что только этот напиток может окончательно поставить меня на ноги. Вино было португальское, настоящее и превосходного качества.

И вот я еду не спеша на велосипеде, почти не нажимая на педали, ибо ровная дорожка постепенно спускается к океану. Таким образом я смогу проехать оставшиеся сто километров, отделяющие меня от моря. В каждой большой деревне Мозамбика имеется никем не заселенная хижина, специально предназначенная для путешественников-европейцев. В хижине стоит стол, стул и топчан. Нужно лишь нарвать свежей травы — и ложе готово. Так что хлопот с ночлегом у меня не было.

Однако проблема масок не продвинулась ни на шаг. На все вопросы я получал неизменно один и тот же ответ:

— Не знаем, бвана, у нас нет.

Иногда какой-нибудь наиболее хитрый джумбе указывал пальцем на соседнюю деревню, утверждая с многозначительной улыбкой, что там может быть что-то в Этом роде.

Я совсем измучился от этих бессмысленных скитаний и был уже близок к тому, чтобы отказаться от своей затеи.

Деревни племен маконде просторны и очень опрятны. Большой квадратный двор всегда чисто выметен. В центре его, как маленькая остроконечная крепость, возвышается курятник. Клетка для цыплят поставлена на столбы и таким образом хорошо защищена от хищников.

Внутри хижин образцовый порядок. В глиняных красиво разрисованных вазах хранится принесенная издалека вода. По стенам развешаны искусно вырезанные из дерева ложки, луки, стрелы и булавы.

В каждую деревню племени ведет широкая, содержащаяся в идеальном порядке дорога.