У нас это невозможно (полная версия)

– А, вот как. Вполне возможно. Почему бы и нет. Совсем во вкусе Новой Англии: Дормэс. – Суон откинулся назад в деревянном кресле, заложив сильные, холеные руки за голову. – Видите ли, милейший. У меня такая скверная память. Я буду вас называть просто «Дормэс» без мистера. Тогда это может сойти и за имя и за фамилию. И мы все будем чувствовать себя друзьями. Так вот, милейший Дормэс, я просил моих друзей из ММ… Надеюсь, они не были слишком назойливы, – у местных отрядов есть такие замашки… Во всяком случае, я просил их пригласить вас сюда просто для того, чтобы посоветоваться с вами как с журналистом. Не думаете ли вы, что большинство местных крестьян уже приходят в себя и готовы принять корпо, как fait accompli ^[15]?

Дормэс проворчал:

– Я предполагал, что меня притащили сюда, – и, если хотите знать, ваши молодцы были весьма, как вы выражаетесь, «назойливы»! – из-за передовой статьи, которую я написал о президенте Уиндрипе!

– Ах, так это были вы, Дормэс? Вот видите! Я был прав… Вот что значит плохая память! Теперь я припоминаю какой-то незначительный инцидент в этом роде что-то о нем говорится в деле. Берите еще папироску, мой друг.

– Суон! Я не любитель игры в кошки-мышки – особенно, когда сам являюсь мышкой. Какие у вас против меня обвинения?

– Обвинения?! О моя милая тетя! Сущие пустяки – преступная клевета, передача секретной информации иностранным державам, государственная измена, подстрекательство к насилию – словом, обычный скучный ассортимент. И от всего этого так легко избавиться, мой дорогой Дормэс, если вы только согласитесь – вы видите, как я изо всех сил добиваюсь вашей дружбы, чтобы иметь возможность использовать ваш неоценимый опыт… если бы вы только решили, что в силу осмотрительности… приличествующей вашим почтенным годам…

– Какие там почтенные годы! Ничего подобного! Мне только шестьдесят лет. Вернее, шестьдесят один.

– Все относительно, мой друг. Мне вот сорок семь лет, а я не сомневаюсь, что молокососы считают мой возраст почтенным! Итак, как я уже говорил, Дормэс…

(Почему он вздрагивает от ярости каждый раз, когда Суон его так называет?) – … в вашем положении члена совета старейшин и при ваших обязанностях в отношении семьи – было бы крайне неприятно, знаете, если бы с ними что-нибудь случилось! – вы не можете себе позволить излишней горячности. Мы от вас хотим немногого, – чтобы вы и ваша газета были заодно с нами… Я буду счастлив поделиться с вами некоторыми никому не известными планами корпо и самого Шефа. Вам бы открылся путеводный маяк!

– Это ему-то? Джессэп не увидит маяка, даже если он окажется у него под носом! – проворчал Шэд.

– Минуточку, дорогой капитан… И, кроме того, Дормэс, мы, конечно, попросим вашей помощи еще в одном деле – нам нужен полный список лиц в округе, которые по вашим сведениям находятся в тайной оппозиции к правительству.

– Чтобы я стал шпионить? Я?

– Совершенно верно!

– Если против меня есть обвинения… я требую, чтобы вызвали моего юриста Мунго Киттерика и чтобы меня судили, а не травили, как дикого зверя.

– Странное имя. Мунго Киттерик! О моя милая тетя! Мне почему-то представляется при этом путешественник с греческой грамматикой в руке. Какая нелепость! Вы, по-видимому, не вполне в курсе, дорогой Дормэс… Habeas corpus ^[16], традиционное судопроизводство, как это ни прискорбно, все эти древние святыни времен Великой хартии вольностей временно отменены, о, только временно… прискорбная необходимость… военное положение.

– Черт возьми, Суон…

– Полковник, мой друг, – военная дисциплина, понимаете, что поделаешь, чистейшая ерунда, разумеется.

– Вы прекрасно понимаете, что это вовсе не временно! Что это будет постоянно – то есть до тех пор, пока корпо будут у власти.

– Допустим!

– Суон, то есть, полковник!.. Это ваше «допустим» и «О моя милая тетя!» – это у вас из детективных романов Реджи Форчуна, верно?

– А вы тоже любите детективные романы! Какая великолепная чепуха!

– А это из Эвелина Во! Незаурядное литературное образование для любителя яхт и лошадей, полковник!

– Любитель яхт, любитель лошадей, ли-те-ра-тур-ное образование! Неужели в моем собственном Sanctum sanctorum2 с меня, говоря языком «малых сих», будут спускать штаны? О, мой Дормэс, этого не может быть! Я как раз тогда, когда я и без того без сил, когда с меня только что, если можно так выразиться, с живого содрали кожу, и кто бы вы думали? – ваш любезный друг, миссис Лоринда Пайк. Нет, нет! Это унижает величие суда!

2 Святая святых (лат.).

– Шэд снова вмешался:

– Да, мы недурно провели время с вашей подружкой, Джессэп. Я давно знаю про ваши амурные делишки Дормэс вскочил, его стул с грохотом упал на пол' Он рванулся к Шэду, пытаясь схватить его за гордо Эффингэм Суон схватил его и толкнул на другой стул У Дормэса от бешенства началась икота. Шэд не побеспокоился даже встать и продолжал тем же презрительным тоном: