У нас это невозможно (полная версия)

– Да, вам обоим не поздоровится, если вы вздумаете клеветать на корпо. Хе-хе, Дормэс, неплохо вы с Линди позабавились в последние два года! И никто об этом не знает, ни одна душа! Но вы-то тоже кое-чего не знали. А ведь Линди – и откуда в такой длинноносой, тощей старой деве столько огня, – все время обманывала вас и спала со всеми своими постояльцами, и уж само собой с этим своим компаньоном Ниппером!

Большая рука Суона – наманикюренная рука обезьяны – удержала Дормэса на стуле. Шэд ржал. Эмиль Штаубмейер, сидевший, сложив перед собой кончики пальцев, любезно улыбался. Суон похлопал Дормэса по спине.

Оскорбления в адрес Лоринды угнетали Дормэса меньше, чем чувство беспомощного одиночества. Было уже так поздно, кругом стояла такая тишина. Он был бы рад, если бы хоть конвойные вошли в зал. Их деревенское простодушие, при всей их грубости, было бы легче перенести, чем утонченное издевательство этих трех судей.

Наконец Суон спокойно сказал:

– Я думаю, нам пора перейти к делу… как ни приятно было бы обсудить с начитанным человеком детективные романы Агаты Кристи, Дороти Сейерс и Нормана Клейна. Может быть, мы займемся этим когда-нибудь, когда Шеф посадит нас обоих в одну и ту же тюрьму! Уверяю вас, дорогой Дормэс, нет никакой надобности беспокоить вашего юриста, мистера Манки ^[17]Киттерика. Я имею все полномочия судить вас, и, как это ни странно, Дормэс, здесь действительно идет суд, несмотря на непринужденную атмосферу. Что касается доказательств вашей вины, то я уже имею все, что нужно, как в невольных признаниях милейшей мисс Лоринды, так и в тексте вашей передовицы, критикующей Шефа, а кроме того, я располагаю исчерпывающими докладами капитана Ледыо и доктора Штаубмейера. Я должен был бы, по существу, распорядиться, чтобы вас расстреляли – и я имею полное право это сделать, о, полное право!.. Но у каждого свои слабости… Я слишком милосерден. И к тому же, быть может, мы сумеем найти вам лучшее применение, чем в качестве удобрителя почвы…Вы, пожалуй, слишком худы, чтобы служить хорошим удобрением. Я намерен отпустить вас под честное слово, поручить вам помогать и обучать доктора Штаубмейера, который приказом Ганноверского уполномоченного мистера Рийка назначен главным редактором «Информера» и которому, пожалуй, не хватает специальных знаний. Вы будете помогать ему – и очень охотно, я в этом уверен! – пока он сам всему не научится. А тогда мы посмотрим, что с вами делать! Вы будете писать передовые статьи со всем присущим вам блеском… О, уверяю вас, все уж столько лет восхищаются вашими шедеврами! Но вы будете писать то, что вам прикажет доктор Штаубмейер. Понятно? Ну вот, а сегодня… ну да, сегодня, поскольку дело уже идет к рассвету, вы напишете нам статью, в которой в самых покаянных выражениях извинитесь за ваши выпады… о, да, в самых покаянных. Вы, опытные журналисты, очень ловко это умеете. Признаете, что гнусно оболгали и тому подобное… и так это весело и легко… уж вы знаете как! А с понедельника вы начнете, как и другие захудалые провинциальные газетенки, печатать из номера в номер книгу Шефа «В атаку». Вы получите от этого большое удовольствие!

Стук и шум за дверью. Возражения невидимых конвойных. Доктор Фаулер Гринхилл ворвался в зал, остановился на минуту, подбоченясь, и затем гаркнул, направляясь к столу:

– И что вы тут делаете, вы, пародии на судей? Кто он, этот необузданный господин? Он мне не очень нравится, – обратился Суон к Шэду.

– Доктор Фаулер… зять Джессэпа. И довольно плохой актер! Дня три тому назад я предложил ему взять на себя медицинское обслуживание всех минитменов в округе, так этот рыжий крикун сказал, что все мы, и вы, и я, и уполномоченный Рийк, и доктор Штаубмейер, все мы бродяги, которые рыли бы канавы в трудовом лагере, если бы не украли офицерские мундиры.

– Ах так, он это сказал! – промурлыкал Суон. Фаулер запротестовал:

– Он лжет. Вас я не упоминал. Я даже не знаю, кто вы такой.

– Мое имя, любезный сэр, полковник Эффингэм Суон, военный судья!

– Так вот, полковник, это мне ничего не говорит. Никогда о вас не слышал!

– Как это вы прорвались мимо стражи, Фаули? – вмешался Шэд. А раньше он никогда не решался называть этого высокого, решительного человека иначе, как «док».

– О, все ваши «Минни-Маусы» меня знают. Я лечил почти всех ваших орлов от не называемых в обществе болезней. Я просто сказал им, что нужен здесь как врач.

Суон пустил в ход свои самые бархатные ноты:

– А ведь вы действительно нужны здесь, дорогой друг… хотя мы и не знали этого до настоящей минуты. Так вы, значит, славный захолустный эскулап?

– Да, я врач! И если вы были на войне – в чем я, впрочем, сомневаюсь, судя по вашим жеманным манерам, – вам, может быть, небезынтересно узнать, что я, кроме того, член Американского легиона, бросил Гарвардский университет и ушел на фронт в 1918 году и потом вернулся, чтобы закончить образование. И я хочу предостеречь вашу тройку новоиспеченных Гитлеров…