У него еще было время

Так, королём в командировке, я и вышел в Пилорамск. Городок был когда-то захудалым райцентром на пол-пути из Москвы в Свинеж, оброс многоэтажными домами только после постройки АЭС, и в нём отовсюду так и выпирали следы социалистической родимой оброшенности, роскошного замаха и вечного недодела. Начатый и оставленный громадный плавательный бассейн из камня и стекла, теперь почти сплошь выбитого; амбарчики-ангарчики-базарчики шелудивого кирпича, при лопухах, крапиве и собаках, состоящих из колтунов и пылищи; чисто дачные ещё усадебки с верандочками и гамаками; кое-где — стайки весёленьких ларьков с райским глянцевым нутром; вывески на латинице и отеческом сервильном. В окне булочной — ПЫШКИ ИЗ АМЕРИКИ, а вдали, на облупленном кирпичном брандмауэре какой-то ещё там “ЗЕЛЁНЫЙ КОТ”. Приблизившись, я прочёл, что это “ЗЕЛЁНЫЙ зал пилорамского дома культуры, дисКОТека”. В общем, выпендрялись, как могли, под современность, но в целом городок был уютный, родственный какой-то и детский в захолустности своей. Здесь и аэропорт-то назывался ещё по старинке “Пилорамским Полем”. И мороженое было провинциально щедрое, большой такой вафельный раструб, извергающийся вверх шоколадом и арахисом. На самом деле я как бы это мороженое и купил. И может, из-за мороженого, только захотелось мне с чего-то сохранить этот запущенный городишко. И наградит же он иногда! Прогресс как бы велит — хлам на помойку, а я...

На повороте из старого центра в новый Пилорамск топырил клешни забытый и поблекший до цвета варёной телятины молот-серп-советский-герб из фанеры. За ним начинался городок АЭС — ряды типовых пятиэтажек с баньками и хлевчиками снаружи, будто мощный жилой комплекс так и остался совковым полу-селом, райцентром. Виднелись и большие, опустелые ныне и заколоченные, детсады и пионерлагеря, где всё ещё стояли яркие мухоморные беседки, медведи, львы и драконы для лазанья и катанья в счастливом детстве и коллективные умывалки “прямо на воздухе”. Всё это уходило в знойную нутрь образцово-показательного соснового леса, — мечта старорежимных физиков жить как лирики. Они на самом деле так здесь и жили, и не то что как лирики, а как бы просто по-людски, — мирно, притёрто на веки вечные. И, судя по старичью и ребятишкам, кишевшим возле пятиэтажек, счастливы были, знать не зная, что тут было Вчера и что будет Завтра. На самом деле так и надо. Ведь счастье — это Сейчас: вот хоть бы и я — иду не торопясь к Ибрагимоглытову и мороженое покусываю, и лениво мне на что-нибудь кроме и мозги-то напрягать.

Однако, поднапрячь их было нужно. Как предупредить, если не имею права предупреждать? Завтра всё-таки будет, раз он говорит, со всей мясо-фанерно-кирпичной кашей на голом выжженом пространстве, где потом разведутся двуглавые мыши и вуглускры — помесь собаки с репейником. Да что я? Не стоит уродовать моё Сейчас! Ведь к Ибрагимоглытову иду, к здешнему Главному, уж дам ему как бы понять. На самом деле брейн* у меня всослив и изворотлив, крутиться поднаторел, выкручусь.

Интервью, как я и полагал, оказалось сущей скучищей. Да я за благополучной скучищей и летел. Главный “Соискателя”, в просторечии “СОИТа”, вдруг спохватился, а не много ли мы за последнее время тиснули чернобыльской и прочей чернухи? И меня, вечного козла отпущения, в Пилорамск погнал за сравнительно оптимистическим и по возможности развязно-остроумным материальцем: тут у них и зарплату вроде вовремя выдают, и счётчики не зашкаливает, “вот ты всё ноншалантно этак и обскажи, да стёбом подперчи насчёт городка занюханного, коммунячьего наследия”. Стёб я репетировал ещё по пути, работа есть работа. Да только и он есть он, сказал — сделает, ему как не верить? Но и я есть я, вот я и подступился.

Ибрагимоглытов, и вправду хмырь старого покроя, с благообразным, чуть выблескивающим на кожу партийным жирком, не преобразившимся ещё в жилистую бизнесменскую сухость, в меру раскосый, насторожился при первом же моём заходе.

— На самом деле, Хасан Усманович, у вас образцовое, стабильное хозяйство. Но я как бы метафизически хочу спросить. А не бывает у вас каких -нибудь дурных предчувствий, ну как бы тревог опытного руководителя, что слишком уж всё неколебимо, вот именно на таком фоне аварии и бывают?

Его перекосило.

— Может, я неопытный руководитель, — с попыткой остроумия парировал он, — потому что такого за собой не замечал.

— У вас много наработок, видно, что вы активно планируете, деятельно обустраиваете и саму станцию, и жилой массив. Но когда торопливо нарабатываешь, случаются и недоработки. Вы уверены, что АЭС в ближайшее время не угрожает взрыв?

Его перекорёжило вместе со всем кабинетом зелёного сафьяна, оснащённым самой что ни на есть неотехникой в смысле телефонов, компьютеров и факсов.

— А почему вы спрашиваете?