Читаем У него ко мне был Нью-Йорк полностью

Помню, я сидела после работы в японском кафе и впервые за долгие месяцы испытывала наслаждение. Я себе нравилась. Я крутая, я в деловом костюме, я стала боссом на работе, у меня даже есть подчинённые. После долгого делового дня я ем свои самые любимые суши, я оплачиваю их деньгами, которые сама заработала. Это был очень примитивный кайф. Но как мне было хорошо, когда я его ощутила. Тогда антидепрессанты помогли мне выбраться из ледяного колодца месяца за два с половиной.

Во второй раз меня снова очень сильно закрутило уже после официального развода. Который ничего не значил в тех отношениях, он ни к чему не привёл. Это была одна из версий псевдорасставания. Я была бы благодарна за обыкновенный развод, глухой и грубый финал. Но я, к своему ужасу, понимала, что это не развод, а очередной кружок спирали, после которого мне будет предложено всё простить.

Тогда к описанной выше картине депрессии добавилась ещё и бессонница.

Да какая бессонница! Я испугалась её раз и навсегда. С тех пор я осознала, что с нарушением сна шутки очень плохи и опасны. К тому времени у меня уже была постоянная психотерапевтка, она знала мою историю, мою динамику, а я знала, что даже в самой тяжёлой ситуации я смогу на неё опереться.

Это она поняла, что дела мои были плохи.

Когда на третью ночь без сна мне стало страшно. Когда вся вот эта романтика — «отстаньте, у меня бессонница, я потеряла сон» — ушла напрочь. Я клала голову на подушку, понимая, что безумно устала, я не спала к тому моменту около семидесяти часов. Вроде как выключалась, но через несколько секунд меня вышвыривало из дрёмы — я просыпалась на резком вдохе. Подсознание натыкалось на образ с таким тревожным зарядом, что я вскакивала в постели, как от кошмара. Так повторялось раз пятнадцать, и ночь прошла, так и не подарив мне сон.

Помню, после той страшной третьей ночи бессонницы я довезла своё тело до кабинета и терапевтка спросила меня: «По шкале, где 1 — хорошее самочувствие, а 10 — это совсем невмоготу, вы сейчас где?» Я говорю: «9».

Мне помогло тогда снотворное, которое действует как общий наркоз. Говорят, оно вредное, я использовала его дня три, но тогда я наконец-то отдохнула. Это было животное удовольствие. Сон. Утро после снотворного я до сих пор вспоминаю с облегчением.

Одновременно я начала курс антидепрессанта, который тоже регулировал сон, но более деликатно и через накопительный эффект. Это лечение депрессии было гораздо более мягким, чем в первый раз. Через три недели я утопала в ощущении благодарности за то, что выбралась из персонального ада.

Кому я была благодарна?

Себе.

Я научилась выходить из состояний, которые прежде отнимали у меня по полгода.

На меня работал мой же опыт. Депрессия больше не была для меня пугающей неизвестностью. Я умела её предвидеть и устранять.

Я знала заранее, что у меня начнётся депрессия после развода, после очередного расставания и ссоры. Боролась с ней сразу тяжёлой артиллерией. Антидепрессанты, работа, строгий режим питания, строгий режим спортивных занятий для выброса эндорфинов и практика перехода в другую социальную среду. Я постепенно переставала общаться с людьми, которые поддерживали абьюз в моей семье или закрывали на него глаза. Я рвала связи с общими друзьями.

Ни разу не прикасалась к антидепрессантам с тех пор.

Были моменты очень большой тревоги. У меня случались кошмарные сны, бессонницы, беспокойства. Психика не вылечивается моментально. Но так сильно — когда системы жизнеобеспечения одна за другой отключаются — меня больше ни разу не скручивало.

Мне очень помогла психотерапия. Опыт контроля за своим состоянием.

Каждый раз, когда во время или после сессий у меня повышалась тревожность, моя терапевтка помогала мне двигаться вперёд, не бояться. Она говорила мне, что я справлюсь на этот раз сама, что это не депрессия у меня, а интенсивная работа психики. Через печаль, через моменты очень горестных озарений и проживаний наиболее тяжёлых и важных моментов из прошлого.

Финал, катарсис моей психотерапии совпал с началом 2016 года, когда умер Дэвид Боуи, потом я потеряла кольцо в уборной на работе, а потом — улетела в Нью-Йорк навестить мою подружку А. и встретила Д.

Со временем я действительно вырвалась из созависимых отношений и абьюза. Резким рывком, очень мощным волевым движением, на который накопился к тому времени ресурс.

Какой ресурс?

Гнев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский iностранец

Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски
Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

Город у самого синего моря. Сердце великой Генуэзской республики, раскинувшей колонии на 7 морей. Город, снаряжавший экспедиции на Восток во время Крестовых походов, и родина Колумба — самого известного путешественника на Запад. Город дворцов наизнанку — роскошь тут надёжно спрятана за грязными стенами и коваными дверьми, город арматоров и банкиров, торговцев, моряков и портовых девок…Наталья Осис — драматург, писатель, PhD, преподает в университете Генуи, где живет последние 16 лет.Эта книга — свидетельство большой любви, родившейся в театре и перенесенной с подмосток Чеховского фестиваля в Лигурию. В ней сошлись упоительная солнечная Италия (Генуя, Неаполь, Венеция, Милан, Тоскана) и воронежские степи над Доном, русские дачи с самоваром под яблоней и повседневная итальянская жизнь в деталях, театр и литература, песто, базилик и фокачча, любовь на всю жизнь и 4524 дня счастья.

Наталья Алексеевна Осис , Наталья Осис

Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное