Читаем У него ко мне был Нью-Йорк полностью

Но октябрь в Нью-Йорке не только такой. Октябрь — это красный, жёлтый и зелёный кленовый лист в моих руках. Свежесть Центрального парка в полдень буднего дня и облакá пара, вылетающие из лёгких.

Это ещё покрытый травой луг и незнакомая блондинка в пальто верблюжьего цвета, кидающая салатовый теннисный мяч весёлому золотому ретриверу. Как она обнимается со своим псом.

Октябрь — это завернуться в большущий шарф-одеяло и бродить в нём по городу. Это радость от Хэллоуина, скелетики и вампиры в окнах старых домов Уэст-Виллиджа. Запах тыквенного пирога, ведьминские шляпы в самом большом карнавальном магазине Манхэттена.

А мы нарядились дискозвёздами семидесятых. Я — дива в ярко-голубых легинсах, в пластиковых серьгах, с нелепым начёсом вместо причёски. Мой Д. — усатый наркодилер из преступного Майами. Мы смешные, мы дураки, мы пляшем на клоунском концерте группы «Of Montreal». Их вокалист переодет в женщину.

А сегодня всё иначе, и на смену золотой осени вдруг на один день пришёл этот маленький апокалипсис, нешуточный ураган.

И мы сидим дома, и я смотрю на него в окно.

И моя взрослеющая на глазах С. болела простудой, но почти уже поправилась, и мы пьём чай с мёдом. Смотрим с ней мультфильмы про зайчиков, хотя совсем скоро они перестанут её интересовать.

Дом. Наверное, так и устроен мир, что надо всю землю облететь ведьмой на метле, реки слёз пролить, киловатты смеха истратить на самолечение, чтобы смочь сказать: дом, моё безопасное место, my safe space.

<p>Безопасное место</p>

Я никогда не мечтала выйти замуж, чтобы закрыть какой-то там гештальт. Чтобы выполнить свой «женский долг». Но я грезила созданием собственного убежища, безопасного места.

Эту глубинную внутреннюю тоску по небольшой уютной норе, где я — полноправная хозяйка и никто не поднимет голос и не посмотрит свысока, я, девочка из конкурентной и маскулинной многодетной семьи, ощутила рано. Лет в пятнадцать, когда стала искать этой «безопасной» любви в объятиях первых же мужчин постарше, обративших на меня внимание.

Как только Д. улетел в Америку, я начала стремительно взрослеть.

Были ли те первые попытки любви и правда безопасными? Нет.

Но я как будто всегда тосковала по отношениям как по зоне комфорта, а не как по полю боя.

У меня теперь работает внутренний радар — нулевая толерантность к насилию в отношениях. Чувствительность к резкостям, к злому юмору, обесцениванию, газлайтингу, игнорированию, отсутствию эмпатии. Я слишком много с этим сталкивалась. Могла, как говорила моя терапевтка, и сама стать абьюзером. Но стала высококвалифицированной специалисткой, я вооружена знаниями. Я — выжившая.

Этот радар — умение отличать насилие от ненасилия — в результате пенопластовым буйком вытолкнул меня на поверхность, когда я почти утонула.

Тогда же я поняла, что моим безопасным местом, safe space, непременно станет пространство, где внутренний радар не верещит от тревоги. Где мне спокойно.

Семья — это место, где твою нервную систему не накаляют регулярно докрасна. Где у тебя не вышибает ежедневно пробки от напряжения и бессилия. Где ты не рыдаешь. Не звонишь в панике родным, подругам, психологу — в поисках защиты.

Дом — это безопасное место. Куда ты можешь притащить в три года грязные камни, которые тебе дороже игрушек, в семь — жалобы на первого грубого одноклассника, в одиннадцать — нежелание идти в школу, в тринадцать — сигареты, в пятнадцать — косяк, а в шестнадцать — в куски разбитое сердце.

И это будет безопасно.

<p>Быть одинокой в Москве</p>

Вжух — и воспоминание. Я иду в пять утра пешком из сада «Эрмитаж» домой и слышу: стучат об мостовую мои каблуки. Эхо их цоканья в старой арке. Светает, робкий градиент над Театром Российской армии.

Я снова буду досыпать остаток ночи одна. И кровать моя будет полупуста. Наполнена лишь мной. И это будет круто. По-своему тоже безопасное место. Я — сама себе хозяйка, пантера, развалившаяся поперёк двухместной в пижаме.

Я в итоге привыкла бы получать от этой никому-ничем-не-обязанности кайф. Останься я в Москве, я, наверное, выбрала бы в итоге путь одиночества и свободы и нашла бы свой покой в нём.

Недаром судьба так настойчиво доказывала, что женщина с чем угодно может справиться сама, что поиск пары — хорошая цель, только если это действительно партнёрство и понимание. Если это не навязанное тебе социальное обязательство. В Москве мне было бы труднее стать феминисткой, но я бы всё равно ей стала. Я была бы феминисткой и мамой девочки.

Помню, мне даже было радостно, что снова наступает понедельник. Он не был тяжёлым. В будни, когда жизнь представляла собой предсказуемый цикл (дом — работа — продуктовый — детские занятия — чтение на ночь — сериальчик — сон), мне всё было понятнее.

В такие дни сценарий был прост и прозрачен, он не выталкивал в холодный космос поиска. Но социум диктовал: женщине не пристало быть одной, иди и ищи.

И я шла.

Туман неопределённости.

Ближе к пятнице подкатывало волнение.

Лучшее платье.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский iностранец

Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски
Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

Город у самого синего моря. Сердце великой Генуэзской республики, раскинувшей колонии на 7 морей. Город, снаряжавший экспедиции на Восток во время Крестовых походов, и родина Колумба — самого известного путешественника на Запад. Город дворцов наизнанку — роскошь тут надёжно спрятана за грязными стенами и коваными дверьми, город арматоров и банкиров, торговцев, моряков и портовых девок…Наталья Осис — драматург, писатель, PhD, преподает в университете Генуи, где живет последние 16 лет.Эта книга — свидетельство большой любви, родившейся в театре и перенесенной с подмосток Чеховского фестиваля в Лигурию. В ней сошлись упоительная солнечная Италия (Генуя, Неаполь, Венеция, Милан, Тоскана) и воронежские степи над Доном, русские дачи с самоваром под яблоней и повседневная итальянская жизнь в деталях, театр и литература, песто, базилик и фокачча, любовь на всю жизнь и 4524 дня счастья.

Наталья Алексеевна Осис , Наталья Осис

Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии