Читаем У него ко мне был Нью-Йорк полностью

Сядь на паром на причале возле Уолл-стрит и плыви целый час, проскользнув под высоким подвесным мостом Веррацано, помахав аттракционам Кони-Айленд и кафе «Татьяна» на Брайтон-Бич.

И вот наконец-то — Фар Рокавей. Там прямо на берегу океана обнаружится филиал музея MoMA.

Так далеко от центра города — остров современного искусства. В заброшенных ангарах, разрушенных когда-то ураганом «Сэнди», теперь не только битые стёкла и стрит-арт на стенах, но и инсталляции лучших мировых художников.

У нас появилась летняя традиция — уезжать на целый день на Фар Рокавей. Смотреть там выставки, а потом отдыхать на пляже.

Тем летом в ангаре на побережье показывали композицию «Сад Нарциссов» Яёи Кусамы. Это её жёлто-чёрные принты украшали мой кошелёк. А её работа «Сад нарциссов» представляла собой круглые блестящие стальные шары по всей площади заброшенного ангара. Они были зеркальными. В каждом ты мог увидеть своё отражение. Пространство нарциссизма, возведённого в абсолют.

Эти шары были вариацией на фирменные «горошки» художницы. Только на этот раз они были трёхмерные, крупные и тяжёлые. Почему-то произведения Кусамы попадались мне в Нью-Йорке повсюду: её комнаты с узорами в крапинку, картины, инсталляции и «Сады нарциссов».

Всегда в произведениях господствовал один и тот же узор — в горошек. Потому что Яёи ещё подростком заболела: у неё началась шизофрения с галлюцинациями. В видениях ей повсюду грезились эти миры в горошек. Болезнь раскрашивала её мировосприятие. И она стала рисовать. А потом создавать комнаты, картины, пространства по мотивам своей болезни.

В юности она тоже переехала в Нью-Йорк и занималась в нём акционизмом, участвовала в акциях против войны во Вьетнаме.

И кто знает, может быть, даже ездила на фестиваль Вудсток вместе с адвокатом Джейкобом, приятелем Боба Дилана, которого я встретила в багетной мастерской, когда оформляла плакат.

Она в итоге так и не победила недуг, но сделала его своей силой, выбрав искусство.

Обнаружить в себе до мажор

Благодарна своему опыту за то, что он позволил по достоинству оценить до мажор. Кристальную и простую тональность, которой оказалось так много в душе.

Вспоминаю уставшую стервозную молодую женщину в Москве, которая натягивает узкий чёрный блейзер, рисует колючие стрелки, застёгивает молнию на тонком пальто до самого подбородка. Ещё один деловой день, сотня решений, десятки телевизионных программ и докфильмов, работа на телевидении, увольнения и собеседования, так держать, ты справишься, мама всегда говорила, что дела мотивируют, собирают и направляют.

Я быстро поняла, что мне, почти всегда живущей с дочкой вдвоём, нужно будет много трудиться.

Чтобы оплачивать няню.

Чтобы поднимать самооценку.

Чтобы видеть перспективу.

Чтобы быть примером.

Чтобы позволить себе отличный частный садик.

Чтобы смочь оплатить хороший отпуск.

Чтобы быть свободной.

Чтобы быть независимой ни от кого.

Чтобы быть независимой от него.

Покупать новую и красивую одежду. Радовать близких подарками на дни рождения. Ходить в театр, в цирк, на выставки, в кино, в зоопарк, аквариум, на музыку и на кружки по рисованию.

Только где был мой внутренний до мажор тогда? Тональность жизни — ми-бемоль минор. С тихими модуляциями под вечер, когда приходишь домой и обнимаешь дочку.

Помню ощущение, что всегда теперь буду стремительной и жёсткой, женщиной-с-опытом, женщиной не-подступиться, кремнём.

Плачущей, пока никто не видит, прямо на рассвете, перед началом телевизионного эфира в восемь утра. Так, чтобы о твоей слабости не знали коллеги. Чтобы не утомлять неудачливостью маму.

Моя мечта — вернуться в мрачный двор на территории индустриальной зоны в районе Бережковской набережной, где была моя последняя московская работа, подсесть на пассажирское и обнять ту якобы стервозную девушку с чёрными стрелками. В тонком пальто, застёгнутом до самого подбородка. Прижать к сердцу, как свою дочку.

Как ту из марта на «Динамо», не заслужившую и десятой доли испытаний.

Как ту, читающую в гамаке на даче.

Как ту влюблённую одиннадцатиклассницу, гуляющую по Таганке.

Как ту большеглазую с первого курса. Которая полюбила ездить на рейвы.

Обнять и пообещать, что однажды ты начнёшь свой текст так:

«Благодарна своему опыту за то, что он позволил по достоинству оценить до мажор. Кристальную и простую тональность, которой оказалось так много в душе».

Когда с океана приходят ветра

А когда в Нью-Йорке начнёт холодать, будешь натягивать на уши белую шерстяную шапку и понимать: даже она не защитит тебя от местных завывающих ветров, вызванных муссонами. Был бы у Америки свой Ганс Христиан Андерсен, Снежная Королева непременно похитила бы Кая в Нью-Йорке во время непогоды. Хотя ещё вчера он был таким тёплым.

Я вижу, как колдует этот дикий ураганный ветер. Как он подчиняет своим потокам миллионы ледяных капель. Танцует и воет. Лучше сразу купить себе надёжный дождевик с утеплением, из непромокаемой ткани.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский iностранец

Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски
Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

Город у самого синего моря. Сердце великой Генуэзской республики, раскинувшей колонии на 7 морей. Город, снаряжавший экспедиции на Восток во время Крестовых походов, и родина Колумба — самого известного путешественника на Запад. Город дворцов наизнанку — роскошь тут надёжно спрятана за грязными стенами и коваными дверьми, город арматоров и банкиров, торговцев, моряков и портовых девок…Наталья Осис — драматург, писатель, PhD, преподает в университете Генуи, где живет последние 16 лет.Эта книга — свидетельство большой любви, родившейся в театре и перенесенной с подмосток Чеховского фестиваля в Лигурию. В ней сошлись упоительная солнечная Италия (Генуя, Неаполь, Венеция, Милан, Тоскана) и воронежские степи над Доном, русские дачи с самоваром под яблоней и повседневная итальянская жизнь в деталях, театр и литература, песто, базилик и фокачча, любовь на всю жизнь и 4524 дня счастья.

Наталья Алексеевна Осис , Наталья Осис

Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное