У обелиска

– Вы все еще испытываете иллюзии, что ваш возлюбленный фюрер выиграет эту войну?

Карл сглотнул, поник и больше уже ничего не сказал.

Экке задумчиво смотрел в окно. Увидел Ульриха. Утром тот ушел куда-то в сторону развалин. Эккехард решил, что несчастный искусствовед все еще пытается найти свою польку. Теперь унтер-фельдфебель возвращался, на губах его блуждала улыбка, которая исчезла за серьезностью, едва он вступил во двор дома, где находился штаб. Фон Книгге, не попрощавшись с Карлом, быстро вышел вон, сбежал по лестнице и будто случайно столкнулся с Ульрихом в дверях.

– Добрый день, господин унтер-фельдфебель, – Эккехард окинул искусствоведа внимательным цепким взглядом. – Черт побери, где вы так хорошо выстирываете свои рубашки? Мои совсем уже посерели от этой ужасной речной воды…

Ульрих напрягся, но Экке дружелюбно улыбался ему.

– Вам это только кажется, – ответил Ульрих и с изумлением почувствовал, как его рот растягивается в ответной улыбке. – Ваши «верные, храбрые, послушные» уже не справляются? Надо было оставить при батальоне несколько женщин-полек.

– Как-то я не подумал об этом, – заметил Эккехард в досаде.

Ульриху очень не понравился его изменившийся взгляд, и он обругал себя за вырвавшиеся против воли слова. Но барон больше ничего не сказал, снова улыбнулся и вышел из здания. Унтер-фельдфебель в тревоге направился в свою комнату. Сегодня, утром назначенного полькой дня, он пришел в свою прежнюю квартиру. Мартуша встретила его приветливо и даже радостно. Внутри все потеплело от ее взгляда. Они немного поговорили: рассказывал в основном Ульрих. Попили кофе с печеньем и шоколадом, которые он принес. Затем Мартуша сказала, что для выполнения поручения он должен прийти еще раз позже, к девяти часам вечера. Тогда она благодарно поцеловала его в щеку, и он едва не потерял голову от счастья. Мартуша тем временем протягивала ему чистую, недавно выстиранную и выглаженную рубашку, найденную в его шкафу. Ульрих с наслаждением надел пахнущее свежестью белье.

– Это лишь немногое, чем я могу отблагодарить вас, – сказала она.

Ульриху показалось, что она пообещала ему нечто, от чего сладко заныло сердце. Воодушевленный, он ушел, с нетерпением ожидая скорой встречи.

Эккехард стоял во дворе штаба, созерцая руины.

– Мне кажется, я что-то упустил… – произнес он вслух. – А если цыганка не врала?

– Насчет чего, хозяин? – откликнулся Шварцер.

– Что, если панна Марта – еще одна хранительница?

– Брось! – фыркнул Роттер. – Твоя Каролина хоть и была труслива, но даже ей бы не пришло в голову подставлять свою подругу. Да и два ключа в одном городе – слишком большое для тебя везение, хозяин.

– Однако, это не невозможно.

– Что ты чувствуешь, хозяин? – обеспокоился Шварцер.

– Ничего. Слишком много вокруг смерти и разрушения.

– Это плохо. Тебя может убить даже шальная пуля.

Эккехард нахмурился.

– След Ульриха возьмете?

– Конечно. Свежевыстиранное белье, ммм… Завидуй, хозяин, его точно стирали нежные женские ручки.

Черти черными комками поскакали по руинам. Где-то в центре разрушенного Старого города след оборвался. Черти покружили на месте и прыгнули обратно на плечо Эккехарда.

– Что-нибудь видишь, хозяин?

– Нет.

– Слишком смахивает на магический круг. Если она умеет это делать – твое дело плохо!

Эккехард задумчиво оглядел все вокруг, развернулся и пошел обратно.

– Найдите Ульриха и глаз с него не спускайте!

В штабе царил переполох. У дверей Бастиан показал барону очередные срочные приказы, шепнул что-то на ухо. Через минуту штурмбаннфюрер стоял в кабинете Карла. Подполковник все так же сидел в кресле. У его ног валялся пистолет. Стена позади кресла была забрызгана мозгами.

– Да чтоб тебя, – выругался сквозь зубы Эккехард.

Он взял подполковника за запястье.

– Он мертв, господин штурмбаннфюрер, – глухо произнес доктор Мюллер, решив, что тот хочет пощупать пульс. – Как ни прискорбно, но это несомненно результат употребления большого количества алкоголя.

– Да-да, конечно, – гнусаво откликнулся Роттер на плече Экке. – Заметно! По этим прекрасным снимкам! Ну ведь точно, это не мы с братом виноваты, хозяин! И даже не ты. Только твое утверждение, что ОН проиграет войну!

Черт кивнул на стол Карла, где были разложены фотографии Гитлера. Раньше они висели по стенам кабинета. Штурмбаннфюрера и многих других немного удивляла любовь Карла к этим снимкам. На них фюрер позировал в баварском костюме с частично обнаженными ногами, принимая мужественные и активные позы. Фотосессия эта делалась Хофманном, личным фотографом фюрера, с одной лишь целью – увеличения популярности германского вождя среди женского населения. Шварцер захрюкал на плече Эккехарда, давясь смехом.

Экке закрыл рот рукой, на глаза ему навернулись слезы. Окружение с удивлением покосилось на него, когда у штурмбаннфюрера вырвался звук, похожий на всхлипывание. В следующий миг, не сдержавшись, он уже хохотал. Следом за ним, нервно взвизгнув, залился Бастиан, и вскоре все офицеры в комнате смеялись до слез. Один доктор Мюллер стоял, смотря на них с обидой за погибшего.