У обелиска

– Приношу извинения от нас всех, Карл, – произнес Эккехард, когда смех стих и нервное напряжение наконец оставило офицеров, и закрыл мертвому глаза. – У нас сегодня будет чертовски сложный день!

Взрывать мосты. Собирать батальон. Отступать. Взрывать последние здания, которые использовались под штаб. Найти время и клочок земли, не засыпанный обломками, чтобы похоронить проклятого самоубийцу.

Почти стемнело, когда батальон медленно двинулся на запад. Оставалась небольшая группа саперов, готовая подрывать последние здания. Эккехард очнулся от задумчивости, когда его за мизинец принялся требовательно дергать черт.

– Хозяин! Ульрих снова направился в развалины. Ускользнул незаметно от своих товарищей.

Фон Книгге нахмурился.

– Бастиан! – позвал он.

Офицер пошел. Эккехард протянул ему толстый конверт.

– Что это, господин штурмбаннфюрер?

– Мне нужно срочно отлучиться, – произнес барон, а Бастиан побледнел. – Здесь указания на случай, если я задержусь. Не беспокойтесь, вы сможете вывести людей.

– Я постараюсь, господин штурмбаннфюрер…

– Идите. Саперы справятся без вас.

Бастиан поспешил догнать уходящий батальон. Экке в последний раз окинул взглядом здания, оставшихся людей и ускользнул в сумерки. К нему на плечо запрыгнул убежавший вперед и вернувшийся Роттер.

– Он идет туда же, хозяин!

Вскоре они стояли у того места, где ощущался магический круг. Это место и сейчас у них вызывало подозрение. Черти обнюхали все вокруг.

– Ушел к реке! – воскликнул Шварцер.

– Один?

– Один.

– Останьтесь оба здесь и караульте. Если кто-то появится, Шварцер, сообщишь мне. Роттер, продолжишь охранять!

– Да, хозяин! – хором откликнулись они.

Эккехард неслышно спустился к воде по крутому берегу, обозначившись еще более темным пятном во мраке, в форме эсэсовца, такой же непроглядно-черной, как закопченные от пожарищ стены домов Варшавы. Остановился в трех шагах от Ульриха.

– Нелегко было вас найти, господин унтер-фельдфебель, – произнес он.

– Удивительно, как вы вообще меня нашли, господин штурмбаннфюрер.

Ульрих произнес это твердо, но к нему уже подкатывал знакомый липкий страх.

– Да, действительно. Мне, наверное, должно было быть не до вас. Батальон отступает, Ульрих. Что вы здесь делаете?

Унтер-фельдфебель молчал. От бравады и уверенности, которые подарила недавняя встреча с полькой, ничего не осталось. Ветер с Вислы вдруг стал пронизывающе-ледяным.

– Просто застрелите меня, господин штурмбаннфюрер, – с трудом вытолкнул он из себя слова.

– Да вы издеваетесь?! – прошипел Эккехард. – Вы что? Топиться сюда пришли? Мне хватило сегодня одного самоубийцы – вашего кузена!

Ульрих поджал губы.

– Я вам все равно ничего не скажу.

– Вы нашли ее? Отвечайте!

– Оставьте ее в покое, господин штурмбаннфюрер. Прекратите преследовать. Вы и так нанесли ей тяжелую рану.

Фон Книгге уставился на Ульриха.

– Преследовал? Нанес рану? Вы о чем?

– Не делайте вид, что не знаете. Вы пообещали найти ее и спасти, а сами все это время тайно разыскивали среди развалин ночами. Обошли все подземелья и подвалы. А найдя, подстрелили. Ей чудом удалось избежать гибели.

– Вы несете удивительнейший бред, вам совершенно не свойственный, – заметил Эккехард. – Вы здоровы, Ульрих? Вы представляете, что было бы со мной, если бы я делал то, о чем вы говорите? Да я бы сдох от переутомления уже через неделю.

– И вы никогда не получите то, что ищете…

Раздался грохот взрыва. Тихо плеснула волной Висла за спиной Ульриха. Он смотрел на врага и ждал, что тот ответит.

– Интересный поворот, – произнес Эккехард. – Знаете, мне все это осточертело… Я не преследовал вашу польку и не стрелял в нее. Потому что не знал, что у нее, оказывается, есть вещь, которая мне принадлежит. Спасибо, что сказали мне об этом.

Ульрих вытаращил глаза, выдавил из себя:

– Она мне говорила обратное.

Эккехард глухо и угрожающе рассмеялся.

– Что она еще вам сказала, господин унтер-фельдфебель? Вы, в конце концов, кому верите? Врагу Рейха или своему соратнику?

– Прекратите лицемерить! Вы в армии Рейха случайно. Война и ее исход вас нисколько не волнуют. Вы всего лишь преследуете свои собственные цели! – залпом под очередной взрыв сказал Ульрих.

На лице штурмбаннфюрера промелькнуло недоумение, словно он не расслышал сказанного за грохотом. Но он, конечно же, расслышал.

– И какие же у меня цели? Просветите.

– Темные, мрачные, стоящие человечеству множества жизней.

– Вы меня ни с кем не путаете? – с издевкой произнес Эккехард.

Ульрих стоял бледный. Его распирало желание высказать все, что он думает, но ему не хватало дыхания. Стало нестерпимо холодно. Но он все же заговорил, прерывисто, местами заикаясь от волнения.

– Ууу… Гестапо бы вас расстреляло за такие речи, – заметил барон. – Какие обличительные мысли, какое покаяние. Такие, будто вы знаете и понимаете гораздо больше, чем кажется. Скажите, а она случайно не сказала, чем кончится война?

– Нет.

– Хотите, я скажу? Чем она кончится для вас. Руку дайте…