У обелиска

В институте Нона часто слышала от магов, что бывают заклятья, которые словно бы спят до поры, и магометрия на них не укажет, и маг далеко не всякий сможет отследить… А если окажется, что немка все-таки подосланная, завороженная?!

– Значит, немка, – проговорила Нона тихо и ровно, пытаясь успокоить мечущиеся мысли.

Зойка испуганно прижала палец к губам с тихим «тс-с».

– Она не помнит. Не знает кто. Думает, что я ее с Украины привезла. Мы ей так сказали с капитаном Румяновым… Ах да, майор теперь Юрий Саввич… У Оли «Материнское слово» память забрало. Я и сказала, что нашла ее на Украине, на каком-то маленьком хуторе, названия которого не запомнила, ехать нужно было. Что всю войну проездили мы с ней вместе, но в тот день, как попали под бомбежку, меня ранило, а ее оглушило. Оттого и не помнит она ничего, но непременно вспомнит, как поправится. Может, и стоило ей матерью назваться, но уж больно лет мне мало для матери, так что Оля знает, что неродная. Об этом говорите смело. А вот о том, что немка она… Как ты поняла, что не наша-то?

– Не я. Алевтина засомневалась. Она в плену у немцев была. Сказала, уж больно арийская девчонка у тебя. Понятно, не болтают, что с немцем ты ее прижила – Оля хоть и выглядит кнопкой, а видно, что родилась до войны. Но Алька молчать не будет, так что готовь ответы такие, чтобы квартира вся на твоей стороне была. Придется вспомнить хутор, с которого ты Олю забрала. А если она вспомнит?

– Не дай бог, – шепнула Зойка. – Она ведь с танками в Берлин… Стольким солдатам нашим жизни спасла… Меня сколько раз спасала.

– Ну, будем надеяться на лучшее. А про Ольгу придумай хорошо. Женщины у нас в квартире любопытные, упрямые все как не знаю что. Будут спрашивать – отвечай со всеми деталями, чтоб обревелись и больше не думали, отчего Ольга у тебя такая белобрысая. Вон иди сейчас во двор белье вешать. Там и старухи дворовые сидят, у вешалов, и Алевтина свое развешивает, и еще кое-кого я заметила из самых болтливых. Давай я платье тебе дам. – Нона с удивлением осознала, что все произошедшее заставило ее вспомнить прежний менторский тон, когда она учила Зойку, давно, до войны. Десять лет – большая разница для сестер. Теперь Зойка казалась старше невоевавшей Ноны на столько же, а все же прежние учительские нотки в голосе сестры словно успокоили ее, вернув в безмятежное прошлое. Смягчив голос, Нона продолжила: – Понимаю, что так удобнее тебе, спокойнее, но ни к чему сейчас о войне людям напоминать.

– Да, надо учиться жить в мире, – согласилась Зойка, встала, повернулась, чуть отставив руки, чтобы Ноне легче было оценить ее нынешнюю фигуру и выбрать платье.

Переодевшись, Зойка словно сбросила лет пять. В гимнастерке она выглядела худой – затянутая в ситец с мелкими васильками, казалась легкой и стройной, как девчонка.

«Девчонка и есть, – напомнила себе Нона, – двадцать лет».

В васильках ли было дело, но глаза Зойки засияли синевой, словно она сняла с себя вместе с формой часть горьких воспоминаний. Но тень их тотчас вернулась, едва сестра взглянула на девочку, неподвижно лежащую на кровати.

– Не беспокойся. Я посмотрю за ней, пока ты во дворе.

Вошла Нянька с чайником, жалуясь, что не по своей воле заболталась в прихожей с соседками, всплеснула руками, довольная тем, что Зойка сняла «военное» и платье сестры пришлось ей впору.

Несмотря на кроткий протест Зойки, что она собралась развесить белье, Нянька усадила всех пить чай, бурча, что в третий раз греть не станет. Сестра, словно оживая в знакомой обстановке, рассказывала забавные истории из фронтовой жизни, расспрашивала Нону и няню о том, как эти годы жили они. Вместе поплакали об Антоне. Зойка достала из чемодана несколько старых фото.

Видно было, что Оля, без движения лежавшая на кровати, заставляет нервничать и мать, и Няньку, поэтому Нона усадила обеих спиной к девочке, пообещав, что, если та проснется, непременно скажет.

– Да она живая ли у тебя там? – не вытерпела, наконец, старушка.

– Она у меня маг, нянь Кать. В госпитале работает. Лечит людей. Дается это Оленьке непросто, сама видишь. Сейчас она спит, сил набирается, чтобы потом еще кого-то с порога смертного вытащить, – терпеливо проговорила Зойка, улыбаясь с неприкрытой материнской нежностью. Бросила быстрый взгляд на Нону – та кивнула, мол, правильный тон, так же говори и с соседями.

– Вот так Олю ты себе привезла, – надулась Нянька. – Наградила семью Волковых колдуном.

– Так она белая, – рассмеялась Зойка. – Вот в силу войдет, поменьше работы будет в госпитале, мы тебе спину заговорим. Совсем не пройдет, это ж магия, а не чудо, но болеть будет в разы меньше.

– Вот еще. И кривая похожу, если девчонка после такой работы как мертвая лежит, – пробурчала Нянька, поднимаясь. Принялась убирать со стола. Зойка вышла, через пару минут мелькнула в коридоре – уже с тазом белья. Хлопнула дверь в прихожей.