У памяти свои законы

Нюрка сидела на кровати, скрестив на груди озябшие руки, засунув под мышки холодные ладони. Так она долго сидела. Наконец оделась и пошла по утренней улице мимо одиноких деревьев, мимо магазинов, мимо торгующих новостями газетных киосков. Она шла исполнять свою заводскую работу. Она чувствовала себя, как когда-то прежде, несчастной и умерла бы от своей тоски, если бы могла умереть, или забыла бы Михаила Антоновича, чтобы не вспоминать никогда, но и забыть его не могла и не умела, потому что забыть его — все равно что умереть не своей смертью. Однако ни жизнь, ни смерть, ни память или забвение не зависели от ее желаний. Нюрка понимала, что, живя на земле, должна пережить все — и новую радость и новое горе так же, как переживала прошлые свои радости и прошлые несчастья. Все она знала своим разумом, но сердцем страдала. Она была уверена в любви Михаила Антоновича, знала, что его любовь непоколебима, постоянна, но страдала оттого, что боялась за себя, сумеет ли когда-нибудь понять единственно дорогого ей на всей земле человека.

Простившись с Нюркой, Михаил Антонович пошел на завод к начальнику цеха. Было раннее утро, но начальник цеха уже находился на месте и сразу принял его.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Мне трудно ответить на этот вопрос, — сказал Михаил Антонович. — Наверно, случилось — я не могу исполнять свою работу.

— Что значит «не могу»? — удивился начальник цеха. — Ты же прекрасно работаешь.

— Я плохо работаю, — сказал Михаил Антонович, — я исполняю движения, которым научился когда-то, а души у меня нет...

— А ну тебя, блаженный ты человек. Не морочь, пожалуйста, голову. Иди и спокойно работай.

— Не могу, — сказал Михаил Антонович, — я хотел и старался, но устал от своих напрасных стараний. Ты сам знаешь, нельзя работать с пустой душой, а душа у меня пуста...

— Наполни ее чем-нибудь, — попробовал пошутить начальник цеха и щелкнул себя по горлу, но Михаил Антонович не принял его шутку, а, наоборот, досадливо нахмурился. — Ты же мастер, — сказал начальник цеха, — у тебя золотые руки. Ну что с тобой? Пожалуйста, не надо о душе, не будем говорить о душе. Мы взрослые люди... Мне сталь нужна, а не твоя душа,

— Я же пустой, — сказал Михаил Антонович. Они говорили на разных языках, будто жили в разных мирах, а ведь его и понимать не надо, потому что это закон всякого разумного творения — человек бесплоден, если душа его пуста, созидают ведь не руки, а сердце. Впрочем, и пустыми руками можно складывать предметы, вещи, картины, скульптуры и даже варить металл, но в этих предметах, вещах, в этом металле и в этих картинах не будет искусства и жизни, они умрут скорой смертью, потому что в наследство им ничего не дано от заинтересованной и вдохновенной души — создавшим их двигал второстепенный интерес.

Начальник цеха развел руками.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Не будем вдаваться в сложности чувств... Что тебе нужно? Может быть, отпуск?

— Да, — сказал Михаил Антонович.

— Ты будешь искать свою душу, а кто-то тут за тебя будет в две смены вкалывать, так? Ну, ладно, иди. Но чтобы потом душа была на месте, слышишь?

— Слышу, — ответил Михаил Антонович.

Он не стал заходить домой, а прямо с завода быстрой мужской походкой направился на железнодорожный вокзал.

На вокзале он занял в поезде плацкартное место на верхней полке, снял ботинки и лег, смотря через окно на перрон, где бежали опаздывающие пассажиры. Поезд тронулся по расписанию, отъехал от станционных построек и прощально поплыл мимо прекрасного завода, торжественно живущего своей жизнью без Михаила Антоновича и его неспокойной души. Из далекой трубы мартеновского цеха клубами ползли кольца бурого и черного дыма — кто-то вел завалку.

Дым поднимался к небу и превращался там в облака, а облака гнались за поездом, но поезд убегал от них, и убежал, и увез Михаила Антоновича по гремучему мосту за реку, и помчал по широким полям, мимо зеленых лесов, в далекую сибирскую землю.

Михаил Антонович отдыхал в поезде, знакомился с незнакомыми людьми, которые, как и он, ехали искать свое понимание счастья. Иные уже возвращались, другие же ехали просто так, по пустым домашним делам и не знали еще своим сознанием, что со временем каждому человеку предстоит догонять себя.

Поезд умчал Михаила Антоновича далеко от родных мест, в незнакомые, необычные видом и климатом края, В старинном городе Томске поезду была конечная остановка, он отправился на запасной путь — отдыхать перед обратной дорогой, а Михаил Антонович пошел искать бывшую жену Катерину.

Томск был большим и зеленым городом. Михаил Антонович шел по его улицам и удивлялся состоянию своих чувств, испытывая непонятное волнение. Кровь стучала в голове, но он не мог понять причину неясного своего беспокойства. Что-то искало отзвука и понимания в его сердце, но что, Михаил Антонович не знал.

В зелени улиц, над деревьями, под солнцем, бьющим в глаза, что-то плыло, как призрачный дым, как паутина кружев. Весь город был будто в мыльной пене, будто в тополином пуху.