У памяти свои законы

«Эх!» — невольно сказал Матвей, узнав родной дух родной земли, и ничего больше не сказал, потому что слезы подступили к горлу и заволокли глаз. Он не заплакал, нет, он сглотнул слезы и покатил по темной дороге к себе в деревню.

До деревни было не так уж и далеко, если рассчитывать на нормальную мужскую походку, но в теперешнем его положении шесть километров было большим расстоянием. Сначала он двигался один по пустынной ночной местности, но потом у него объявился спутник — лохматая собака неизвестной масти и непонятной породы. Она вышла из кустов, обнюхала Матвееву тележку и поплелась рядом, не подавая голоса, не выражая враждебности, а, скорее, наоборот, ожидая дружеского расположения.

— Оба мы с тобой, видать, бездомные, — сказал Матвей. — Ты мне мешать будешь, иди отсюда!

Собака вильнула хвостом — кто ее знает, поняла или нет. Наверно, нет, потому что продолжала идти рядом с печальным глубокомысленным видом.

— Уходи! — Матвей нащупал на дороге камень и бросил в нее, она отбежала, постояла, а потом снова пошла за ним. Он еще раз попытался ее отогнать, да махнул рукой: пусть идет.

Двигаться по неровной деревенской дороге было нелегко, это не катиться по гладкому городскому асфальту, и Матвей скоро устал, но решил не отдыхать, боясь, что не успеет в темноте добраться до родной деревни.

Он не опоздал, успел вовремя. Первый рассвет уже опустился на землю, но ни людей, ни животных еще не разбудил. Они вот-вот проснутся, вот-вот отойдут от ночных сновидений, вернутся к дневной реальности, но пока спали самым сладким предутренним сном. Вся деревня спала, все знакомые и родственники лежали по своим домам на мягких постелях, отдыхая от вчерашних трудов, набираясь сил для новых предстоящих забот. И никто не знал, что их земляк, убитый на фронте Матвей, стоит у околицы родной деревни и желает им доброго утра и крепкого здоровья.

Матвей полюбовался спящей деревней и вступил на ее землю, быстро и бесшумно покатился по пыльной дороге вдоль тихих изб к Ведьмину холму. Впрочем, недалеко укатился: из-за заборов его заметили собаки и не разобрались, что Матвей — свой человек на этой земле, они увидели в нем непонятное существо с человеческой головой и, лая, стали выкатываться из-под ворот.

Они кружились вокруг него, свирепея, хрипя, щелкая зубами, брызгая слюной, пока еще не решаясь приблизиться. Но стоит одной отважиться и тогда... тогда загрызут они Матвея у порога родного дома — вот будет неожиданный конец всей его жизни.

Матвей откатился к забору, чтобы хоть спину защитить от обезумевшей своры, но драться ему не пришлось, потому что приставший к нему возле станции пес проявил верность и отважно бросился в самую гущу своих сородичей. Однако не выдержал единоборства и бросился наутек, увлекая за собой остальных собак.

Оставшись в одиночестве, Матвей решил не следовать дальше, на тот край деревни, к Ведьмину холму, как задумал раньше, а повернул назад, к заброшенному, бывшему помещичьему саду, где нашел тихое, уединенное место для наблюдения. Здесь тоже была возвышенность, отсюда тоже хорошо была видна деревня. Матвей расположился в кустах, вынул из вещмешка полевой бинокль и среди множества домов разыскал свою избу.

Деревня уже просыпалась. В утренней прозрачной тишине все звуки были слышны на далеком расстоянии, они долетали до Матвея неискаженными. Торжественные, значительные, полные глубокого смысла и красоты.

Пропел петух, ему ответил другой, а им в ответ прокричал звонким голосом молоденький петушок. Закрыв глаз. Матвей слушал их пение с печальной радостью в сердце, он вдруг понял, что нет ничего прекраснее петушиного пения, вечной песни русской деревни, неистребимого символа жизни. Ведь пока кричат петухи, пока поют они гимн солнцу, зовя все окружающее к новой деятельности, жизнь и радость бессмертны. Как красиво они пели, какое согласие было меж ними, почти упоение в каждом крике.

Уже коровы выходили из хлевов. Они брели по улице, терлись друг о друга костистыми боками, собирались в стадо. Трактор проехал, и коровы расступились, дав ему дорогу. Уже туда-сюда сновали люди, топор стучал, звенело ведро, мотор тарахтел — начиналась дневная жизнь.

Во всех домах раскрывались и закрывались двери, и только в Матвеевом доме дверь была еще закрыта, а во дворе пусто. Но вот и его дверь открылась, и на крыльцо вышел мужичок с ноготок, без рубашки, в одних трусах, босиком, поежился, обхватил себя руками, постоял так, потом спрыгнул с крыльца, побежал к сараю, откуда выгнал черную телку. Телка не хотела идти за ворота, но мужичок с ноготок выдворил ее палкой и погнал к стаду. Оставив телку, мужичок вернулся во двор, набрал из бочки дождевой воды в лейку и, скособочась под ее тяжестью, пошел поливать огород.