У пана лесничего на шляпе кисточка

— Конечно, Шебо есть Шебо, мы все его знаем, знаем, как он любит языком молоть. Но пожалуй, на этот раз Шебо дело говорит. Может, и прав он. Среди нас кто помоложе, кто постарше, но многие уже по опыту знают, что всякое может случиться. И морозы могут до срока ударить. Будто так не бывало! А мы разве об этом думаем? Что нас ждет впереди, какая будет дорога — никому не ведомо. Поэтому давайте как следует пораскинем умом. Шебо, конечно, воробей, но и воробей не всегда дуралей. О прошлом годе и впрямь нельзя забывать. Летели гуси первого? Нет, не летели! Только седьмого летели. Может, ошибка у них получилась, может, что-то преградило им путь, но нам-то зачем из-за них в беду попадать? Право, мне кажется, Шебо стоит послушаться: давайте не будем ждать диких гусей, а завтра же поутру — в путь! Так-то оно надежнее!

Что ж, на некоторых ласточек эта речь и правда подействовала. Несколько осторожных и боязливых стаек сразу же на другой день поднялись на крыло.

Но большинство по-прежнему дожидалось диких гусей. Ласточки усаживались на крышах домов и амбаров, на электрических проводах и без устали спрашивали друг дружку:

— Полетят гуси? А вдруг уже пролетели? Нет, не может быть! Мы бы их видели. Когда же они полетят? Когда ж наконец полетят? А вдруг они нас обманули? Но зачем им обманывать? Зачем им нас обманывать? Когда же они наконец полетят?

— Не бойтесь, нечего вам бояться! Увидите, полетят дикие гуси, — успокаивала их самая старшая ласточка. — Обязательно полетят. Дикие гуси не обманывают. Они и в прошлом году нас не обманули. А чтоб вы мне поверили, расскажу-ка я вам сказку про диких гусей.

СКАЗКА О ДИКИХ ГУСЯХ

Жил когда-то один мальчик, и был он очень хворый. Болели у него ноги — совсем-совсем его не слушались. Всю зиму просиживал мальчик дома на стуле, и родители переносили его из угла в угол, чтобы не было ему так грустно, но все равно время текло медленно-медленно.

Больше всего мальчик любил сидеть у окна. К окну всегда подлетали воробьи и синицы, потому что он часто насыпал туда зерна или хлебных крошек. Когда ничего другого не было, он скармливал птицам крошки от своей краюшки хлеба, хотя большой она вовсе не была. Мальчик был из бедной семьи, родители его еле сводили концы с концами, но он радовался, по-настоящему радовался, если мог поделиться чем-нибудь с птичками. И горько горевал, когда нечего было им накрошить или насыпать: ведь подчас не только хлеба, но и жалких крошек в доме не водилось. Однако воробьи и синицы кружили за окном и тогда, когда он им ничего не давал. Впрочем, тогда слеталось их еще больше, они весело кружились в окне и вытворяли всякие фокусы, словно хотели убедить мальчика, что им хорошо и ничего им не надо, так как где-то чем-то уже поживились, наклевались вволю, а теперь слетелись сюда лишь потому, что довольны и веселы и хотят его позабавить, а если удастся, и рассмешить.

Как потеплело, родители стали выносить мальчика во двор, сперва на часок-другой, а потом, когда приспели полевые работы, оставляли его там на целый день. Ведь им приходилось с утра до вечера работать в поле, а разве мальчика с собою возьмешь? Утром, бывало, подставят к его стулу миску или тарелку с едой, чтобы, проголодавшись, он и сам мог до нее дотянуться. А иной раз и соседей попросят наведаться к сыну — поглядеть, не случилась ли с ним какая беда.

Однако соседи когда заглянут, а когда и нет, ведь они тоже не сидели без дела. У каждого свои заботы. А соседские дети, коль не болели, должны были ходить в школу или помогать родителям. Людям тогда трудно жилось.

Вот и просиживал мальчик целыми днями один-одинешенек. И бывало ему очень невесело. Есть и то порой не хотелось. А бывало, еда его вдруг пропадала: во дворе жила кошка, и она вечно вертелась около мальчика. То молоко у него выпьет, то съест все, что ему оставят. В прежние времена ведь и кошки, и мыши ходили голодные. Кошку мальчик любил, но с еды все-таки старался глаз не спускать. Даст кошке, бывало, попробовать, а потом — брысь! А то ведь иначе и сам голодный останешься и птичек ничем не побалуешь.

Ласточек особенно он любил. Целыми днями глядел на них, разговаривал с ними и так подружился со всеми, что стал их речь понимать, а потом даже выдумывал для них разные небылицы и шутки: он их веселил, а они — его. Ведь ничего другого ласточкам от мальчика и не нужно было. Лето есть лето, летом пищу легко себе раздобыть! Может, только когда-никогда, и то любопытства ради, какая-нибудь ласточка возьмет да попробует, что родители мальчику приготовили. Но надо сказать, его кушанье редко им нравилось, хотя виду они не показывали. Обычно говорили: «Что ж, ничего! Есть можно!»

Но тут же спешили прочь, чтобы вволю мух наглотаться.

Так проходил день за днем. Мальчик жил душа в душу с ласточками, но старался и с кошкой дружить, хотя она-то дружбу его не очень заслуживала. Сколько раз ласточки остерегали мальчика: «Осторожно! Кошка! Береги миску!»