У подножия Монмартра

Амир кивает. Мансебо кажется – или, может быть, просто внушил это себе, – что он видит в глазах сына восхищение. Действительно, зачем ему было спускаться в магазин и говорить отцу, что Фатима собирается куда-то бежать, если бы он не хотел увидеть, как его отец выйдет на охоту?

– Можешь положиться на меня, папа, – говорит Амир и щурится, глядя на вечернее солнце.

– А ты можешь положиться на меня, сынок.

Мансебо выбегает на улицу. Полы его куртки развеваются на ветру.

Фатима, свернув на улицу Рима, замедляет шаг, и Мансебо тоже сбавляет темп. Он уже знает, куда идет Фатима. Она направляется за занавеску. Там-то он их и застукает, думает Мансебо. Но за каким делом он, собственно говоря, собирается их застукать? Он что, рассчитывает увидеть там толстого табачника со спущенными штанами и Фатиму… Картина кажется ему настолько гротескной, что Мансебо чувствует, что сам будет виноват больше всех, если вздумает подсмотреть эту сцену. На лбу Мансебо выступает пот, он идет еще медленнее, хотя и понимает, что рискует потерять Фатиму из виду. Но это не страшно – ведь он знает, куда она направляется. Нельзя подойти к табачному магазину слишком рано. Надо выждать несколько минут и дать им возможность приступить к делу. Нельзя войти слишком рано, но нельзя и опоздать, думает Мансебо. Интересно, как поступает табачник? Запирает магазин?

Фатима исчезает из поля зрения, Мансебо видит табачный магазин и смотрит на часы. «Я дам им десять минут… нет, пять, – думает он. – Я дам им пять минут и ни секундой больше». Но уже через минуту терпение Мансебо иссякает, и он с того места, где стоит, пытается рассмотреть, что творится в магазине. За занавеской происходит какое-то движение. Нет, он даст им еще полторы минуты, а потом войдет.

Он осторожно открывает дверь – так, чтобы не зазвенел колокольчик. Теперь Мансебо понимает, зачем табачному торговцу нужен дверной колокольчик. Мансебо вытирает со лба пот, видя, как ритмично колышется занавеска.

Стараясь двигаться бесшумно, Мансебо натыкается на прилавок и роняет на пол кипу вечерних газет. Словно хищный зверь, готовый к броску, Мансебо на мгновение застывает на месте. Секунду он раздумывает, как ему поступить – поднять занавеску или отодвинуть ее в сторону. Он не помнит, к какому решению пришел, потому что был разгорячен настолько, что для него самым главным было хоть как-то отдернуть занавеску. Кончилось тем, что он сильно ее дернул и тут же оказался перед табачником и своей женой, сжимая занавеску в руках, как коричневую тряпку.

Жена Мансебо и табачник с ужасом смотрят на незваного гостя. Фатима, обычно такая разговорчивая, молчит, словно набрала в рот воды. Мансебо, обычно такому неуклюжему и косноязычному, требуется теперь всего несколько секунд, чтобы овладеть ситуацией. На столе, стоящем за сорванной занавеской, громоздятся картонные коробки, набитые пачками сигарет. В том, что эти коробки принесены из мастерской Тарика, у Мансебо нет никаких сомнений. За много лет Мансебо словно впервые видит, что эти коробки плохого качества и развалятся от малейшей сырости. Тарик по дешевке покупает их в какой-то фирме грузовых перевозок в северном пригороде Парижа. Теперь Мансебо все понимает. Фатима отчаянно трясет головой. Глаза ее бегают. Торговец закрывает одну из коробок и чешет жирный затылок.

– Да, игра окончена, – несколько театрально объявляет Мансебо.

Фатиме требуется несколько секунд, чтобы попытаться вернуть свои позиции.

– Игра? Не надо такого драматизма!

Она пытается изобразить на лице улыбку.

– Ну нет, игра и в самом деле окончена, потому что я все знаю.

Фатима озадаченно смотрит на мужа.

* * *

Они сами не могли сразу сказать, кому из них первому пришла в голову эта идея. Все началось с того, что секретарша приемной рассказала своему любовнику о давно пустующем верхнем этаже здания, где она работает. Однажды вечером, когда они сидели в «Хилтоне», месье Бейкер неохотно признал, что у него творческий кризис. Он не мог больше писать так, как ему хотелось. Издательство в Англии сильно давило, и надо было срочно придумывать что-то новое.

В другой раз, тоже в «Хилтоне», писатель сказал, что его начала тяготить необходимость сидеть наедине с собой в кабинете. Каждое утро он видел в окно, как другие люди спешили на работу. Ему хотелось стать одним из них. Когда-то он читал статью о бедуинах киберпространства, о людях, которые со своей работой кочуют из одного кафе в другое, и это превосходный выход для таких, как он, людей, вынужденных работать в одиночку. Может быть, и он смог бы стать одним из этих кочевников.