Он хотел ей что-то сказать теплое и ободряющее в ответ, но она не дала ему произнести ни слова, заторопившись закончить мысль:
— Нет-нет, — приложила она палец к его губам. — Не говори ничего. Просто пойми. Мы прожили с ним двенадцать лет. И он, также, как и ты страстно хотел иметь детей, но у нас никак не получалось это сделать. И он ушел. Навсегда. Не оставив после себя ничего, как будто и не было его на свете. Но ведь это же несправедливо! Ты не подумай ничего такого, а то знаю я мужиков — накрутят у себя в голове невесть что. Всё уже в прошлом, и к нему возврата нет. Но я хочу, чтобы на земле осталась хотя бы память о хорошем и светлом человеке. Память, хотя бы в имени ребенка, которого он так хотел, — продолжала она торопливо и чуть сумбурно. — Обещаю, что ни единым словом и ни перед кем не обмолвлюсь мотивом, подвигнувшим меня на этот поступок. Единственное, о чем прошу — разреши мне сделать так, как мне хочется.
— Хорошо, — согласился он, — пусть будет Арсений. Имя редкое. Арсений Валерьевич, — задумчиво произнес он имя отчество своего будущего сына, как бы пробуя его на вкус. А в том, что это будет именно сын, он почему-то нисколько не сомневался.
— Я знала, я чувствовала, что ты меня поймешь! — приникла она к его губам своими.
— А если, вдруг, родится дочь? — задорно подмигнул он ей, по окончании поцелуя.
— Тогда назовём её Анной, — тут же нашлась она с ответом.
— Почему? — сложил Афанасьев бровки домиком.
— Потому что ты сам говорил, что так звали твою бабушку, у которой ты в детстве жил в деревне.
— Спасибо, Вероника! Спасибо, дорогая! — вновь стал покрывать он её своими страстными поцелуями, теперь уже не ограничиваясь губами. Досталось и другим частям тела…
Неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы, как всегда, не вовремя не запиликал бы коммуникатор, с которым Афанасьев никогда не расставался и никогда не выключал.
— Боже! — схватилась Вероника за голову. — Когда же это, наконец, прекратится? Ни днем, ни ночью нет покоя!
Однако же, на этот раз, уходить не стала. Из принципа. Афанасьев потянулся к прикроватной тумбочке, на которой надрывался коммуникатор. С досадой взяв его в руки (он тоже не любил неожиданных звонков поздними вечерами), несколько мгновений тупо пялился на дисплей, с трудом соображая, кто из сослуживцев мог стоять за фамилией «Николаева». Наконец, сообразив, хлопнул себя по лбу, мысленно костеря свою забывчивость, объяснение которой лежало на поверхности. Дело в том, что до сего момента инициатором всех разговоров был он сам, постоянно донимая свою соратницу вопросами о продвижении работ в сфере прикладной физики. Сама же Валентина Игнатьевна, никогда не была инициатором подобных телефонных переговоров. И уж, тем более, она никогда не позволяла себе нарушать диктаторский покой в такое неурочное время. Сопоставив все данные, он торопливо нажал на кнопку «вызов»:
— Слушаю тебя, Валюша! — с нескрываемой тревогой отозвался он на звонок.
Трудно описать мгновенно изменившееся лицо Вероники, после того, как она услышала женское имя, да еще произнесенное в такой ласковой и непринуждённой форме. Кровь моментально отлила он её лица, превратив его в белую гипсовую маску, уши превратились в громадные локаторы, ищущие подходящую цель, глаза сузились, приобретя свойство снайперских прицелов, а рот исказил неприятный оскал, готовой к прыжку пантеры. Пальцы рук молодой женщины сжались, хоть и в небольшие, но крепенькие кулачки.
— Это, что ещё за Валюша?! — прошипела она на манер подколодных гадюк, коими все женщины и являются по своей сути, ловко маскируясь под ласковых кошечек.
Афанасьев не стал отвлекаться на её эскапады. Он только слегка поморщился и сделал воспрещающий жест рукой, заставляя на время притушить вызванные ревностью эмоции.
— Здорово, Василич! — старой и простуженной вороной прокаркала Николаева. — Не спишь ещё?
— Нет-нет! — поспешно заверил он свою, теперь уже закадычную подругу. — Мы ещё не ложились. Что-нибудь случилось?! — не смог он скрыть своего волнения.
— Ничего экстраординарного, — поспешила успокоить диктатора ссыльно-осужденная. — Просто ты меня постоянно донимал с вопросами о готовности установки к демонстрации. Теперь, вот, докладываю, что установка собрана и в целом пригодна к функционированию в режиме эксперимента.
— Фу-у! — провёл он по лицу рукой, будто смахивая невидимый пот со лба. — Ну, ты меня и напугала! Отлично-отлично! Замечательно! А я уж и не надеялся, честно говоря, в этом году увидеть результаты, — затараторил Валерий Васильевич, в несвойственной ему суетливой манере.
— Это почему же? — удивилась на том конце Николаева. — В создании натурного образца, как я уже говорила в прошлом, нет никакого затруднения. Больше было волокиты с Мосэнерго, упиравшегося в выделении дополнительных мощностей. Ну, спасибо твоему Коченеву, сунул маузер в ноздри, кому следует, те и заткнулись сразу, — залилась старушка ехидным смешком, припоминая эпическую сцену в главном офисе московских энергетиков.