У порога

— Ты это о чем сейчас, Сергей? — удивился Афанасьев непонятным словам своего соратника и друга.

— Это я о том, что полтора месяца назад, мы, вот в этом зале, приняли Постановление о неотложных мерах по нейтрализации наступательного потенциала наших украинских соседей. Было много всяких предложений по купированию угроз со стороны взбесившегося киевского режима. Однако ты сумел продавить собственное мнение, в соответствие с которым…

— Да-да, я помню, — перебил его Валерий Васильевич, — что тогда предложил одним массированным ракетным ударом обрушить промышленный потенциал Незалежной путем уничтожения энергетической инфраструктуры.

— Ну, да, — закивал Рудов. — Ты дал тогда нам и персонально мне задание по разработке оперативного плана по осуществлению данной операции. И вот уже прошло полтора месяца, а ты даже не поинтересовался, как продвигаются наши дела в том направлении.

— И как они продвигаются? — не соизволил скрыть своего формального отношения к данному вопросу Афанасьев.

— Валера, что с тобой?! Я тебя не узнаю! Тебя, что уже совсем не интересует эта тема?! — навалился на стол всем туловищем Сергей Иванович.

— Почему же не интересует? Интересует, конечно, — с полным равнодушием парировал он реплику Начальника Главного Оперативного Управления.

— Нет, не интересует, — упрямо настаивал на своем Сергей Иванович. — Я же по глазам твоим вижу, что ты совсем охладел от тобою же и предложенной идеи. А зря, между прочим! Тебе-то может и не видать сверху-то, а мы все видим и примечаем. Народ ропщет, генералитет пока еще не ропщет, но уже недоумевает. Половина Белгорода лежит в руинах! А, что мы? Опять утремся? Как и прежде утирались от нарушений «минских» договоренностей? Полтора месяца, а мы, ни гу-гу! Отделались резолюцией ООН о недопустимости применения террористических методов воздействия на мирное население? Но даже и ту резолюцию Совбез не смог согласовать! — продолжал говорить с душевным надрывом генерал. — С огнем играешь, Василич, — погрозил он указательным пальцем. — Так ведь можно докатиться и до полной потери авторитета в народных массах. Я уж молчу про офицерский корпус.

— Офицерский корпус избрал тебя делегатом для вручения мне «черной» метки? — криво усмехнулся Афанасьев.

— Нет, — отрицательно помотал головой Рудов. — Это чисто моя инициатива. Я просто транслирую общий настрой в армии и обществе, который может печально закончиться для всех нас, несмотря на успехи и достижения первых месяцев нахождения у власти.

Чувствуя, что разговор предстоит обстоятельный, Афанасьев поплотнее уместился на стуле и, сложив руки на столе, тоже всем корпусом подался вперед, приблизив свое лицо к лицу собеседника на минимально возможное расстояние. Это его телодвижение навстречу Рудову позволило вести доверительную, но напряженную беседу почти на уровне шепота.

— Ты говоришь, что у тебя уже все планы сверстаны и силы, предназначенные для операции, развернуты в полном объеме. Охотно верю. В этом ты всегда был чертовски талантлив. Это я тебе говорю с известной долей зависти — не как начальник, а как коллега по ремеслу, — начал Афанасьев трудный разговор с комплимента.

— Спасибо, на добром слове, — буркнул генерал в ответ.

— Сколько у тебя развернуто установок?

— Сорок восемь.

— Ага. Четыре бригады, стало быть. Сорок восемь по две ракеты на установку, это будет девяносто шесть. А с учетом транспортно-заряжающих установок, еще столько же. Итого сто девяносто две ракеты в залпе, — мигом произвел подсчет потенциала Афанасьев.

— Учитывая фактор неожиданности и практическую неуязвимость «Искандеров» для средств ПВО, этого должно будет хватить для уничтожения основных предприятий по генерированию электроэнергии. А если сюда еще прибавить вывод из строя понижающих трансформаторов на АЭС, то энергетическо-промышленный коллапс к зиме будет однозначно гарантирован, — взялся пояснять прописные истины Сергей Иванович.

— И в это верю, — охотно кивнул головой диктатор, хоть и с трудом. — Но, знаешь, я это только сейчас сумел понять, в чем разница между мной и тобой.

— И в чем же? — набычился друг и соратник.

— А в том, что ты всё еще носишь мундир генерала армии, а я, — указал он пальцем на свои плечи, — уже нет. На мне, как ты видишь, гражданский костюм.

— И как, изволишь, это понять? — начал понемногу «закипать», всегда излишне обидчивый Рудов.

— Просто мундир, в силу объективных причин, делает твой кругозор узконаправленным.

— На что ты намекаешь, царская твоя морда?