У порога

— Мне, что, по-вашему, на каждое свое действие надо получить предварительную санкцию? — снедовольничал Афанасьев. — Может мне и ложку ко рту без вашего дозволения не поднести?

— И ложку тоже, если не проверено её содержимое, — жестко парировал упреки Верховного Сан Саныч. — Вы лицо государственное и от вашей жизни зависят жизни миллионов наших сограждан, — принялся он занудливо увещевать диктатора. — Виктор Степаныч, — кивнул он в сторону начальника эскорта, — прав. А вдруг на крыше храма или колокольни сидит снайпер и только и ждет, чтобы вы к нему в прицел попались?

— Скажете тоже! — не принял всерьез слова Сан Саныча диктатор. — Снайпер, между прочим, может находиться где угодно. Так мне теперь из-за этого вообще никуда носа высунуть нельзя?

— Не передергивайте мои слова, товарищ Верховный! Наша задача, как охраны, предусмотреть все возможные ситуации, а ваша задача, как охраняемого объекта, хотя бы не чинить нам препятствия и не облегчать задачу потенциальному убийце, — пояснил начальник личной охраны.

— Я сюда прибыл по приглашению Местоблюстителя Патриаршего Престола — митрополита Евфимия и намереваюсь пройти внутрь храма, где вскоре состоится Поместный Собор.

— Мы в курсе ваших намерений, — дипломатично вставил Сан Саныч.

— Так вот, я собираюсь войти внутрь помещения. Вы и туда намерены идти со мной?

— Конечно, — дружно и не сговариваясь, ответили оба главных охранника.

— Вы, что с ума сошли? — постучал себя по лбу Афанасьев. — Не хватало мне еще в Храм Господень с вооруженной охраной заваливаться?!

— Но…, — попробовал опять что-то возразить главный личный телохранитель, явно неискушенный в религиоведении, однако был тут же перебит самим объектом охраны.

— Вы в курсе, что в Храм нельзя входить вооруженным людям? — спросил Афанасьев, хотя сам не был слишком уверен в подобном запрете. — Вы сами грешники и меня на совершение греха подбиваете, — погрозил он им пальцем.

Неизвестно, сколько бы они еще препирались, привлекая к себе внимание зевак, если бы их не заметили служители культа, заранее видимо предупрежденные о возможном визите. Они и доложили Местоблюстителю о прибытии Верховного Властителя одной седьмой части суши. Митрополит Евфимий, узнав о прибытии правительственного кортежа, в мгновение ока ринулся встречать поистине дорогого гостя. Полностью облаченный в митрополичьи ризы он в сопровождении целого табора клириков поспешил к месту, где с большим трудом припарковался кортеж Афанасьева. Лицо крупного, но осанистого телом митрополита излучало одновременно радость и озабоченность. Причину того, что оно светилось радостью, можно было понять без особого труда. Не каждый раз глава государства срывается с места по первому зову служителя культа и является к нему, отложив все насущные дела на потом. А вот озабоченность на его челе можно было объяснить только тем, что предстоящая схватка с прежним церковным руководством обещает быть нешуточной и помощь такого влиятельного лица, как сам диктатор, была крайне необходима.

III.

До открытия Поместного Собора оставалось немногим более часа. Завидев целую толпу дородных клириков, сопровождавших, спешившего навстречу митрополита и Местоблюстителя, охрана Афанасьева еще теснее сомкнулась вокруг Валерия Васильевича. Это инстинктивное телодвижение своих охранников при виде целого стада бегемотообразных личностей, одетых в церковные ризы, порядком насмешило главаря хунты, и он отдал приказание тихим голосом, чтобы они не толпились вокруг него и дали пообщаться с лицами духовного звания. Охрана нехотя расступилась, и в образовавшийся прогал ступил предводитель всей этой рясоносной братии — митрополит Минский и Слуцкий Евфимий. Артем Дмитриевич Палий, а именно так в миру звали митрополита Евфимия, был человеком не только дюжим телесно, но и умственно, поэтому у него хватило ума на совать свою руку в нос диктатору для положенного лобызания. Он, по-прежнему не скрывая своего удовлетворения, распахнул свои могучие лопатообразные ручищи и заключил ими в свои объятия невысокого и коренастого диктатора, попутно троекратно прикладываясь к его щеке своей. Его объятия сопровождались тихим гуденьем в ухо Афанасьева:

— Спасибо, что не оставил церковь своим вниманием, чадо.

— Разве я мог поступить иначе, святой отец?! — в тон ему негромко ответил Валерий Васильевич.

Слегка отстранив от себя Верховного, но, не выпуская его из рук, будто опасаясь, что тот улетит прямо в небеса, митрополит продолжал гудеть мягким и ласковым баском:

— До начала отчета синодальной комиссии у нас еще есть толика времени, а обсудить надо многое. Потому, поспешим, сыне мой, в один из притворов, где и обсудим дела наши суетные и многогрешные.

Он, не говоря больше ни слова, развернулся всем корпусом на месте и как ледокол сквозь торосы медленно, но широкими шагами, не оглядываясь, пошагал назад. Вся его свита клириков, как по команде поспешила вслед за ним.