У порога

— И да, и нет. Я люблю тебя, и я хочу быть с тобой, но не с тем, перед кем расстилаются царедворцы, улыбаясь в глаза, а за спиной корча презрительные гримасы. Я хочу быть рядом с воином, сидящим в седле, а не императором на троне. Хочу быть не просто плотской утехой для стареющего героя, а чтобы свист от пролетающих стрел и лязг мечей будоражил обыденность. И я в шлеме и кольчуге рядом с тобой — спина к спине. Не знаю. Наверное, я слишком сумбурно и непонятно выражаюсь. Мысли и образы мчатся в моем сознании, как взмыленные кони.

Она сделала короткую передышку в изложении своих тайных чаяний. Он не стал перебивать её мысли, продолжая разглядывать свою женщину с удивлением и щемящей жалостью. Вероника глубоко вздохнула и закончила «дозволенные» речи, подобно Шахерезаде:

— Ладно. Проехали. Не обращай внимания на истеричную бабу. Просто нервы расшатались, — сказала она, словно отбивала телеграмму.

— Я понимаю…, — начал было он, но Вероника быстро осадила его со своими оправданиями. — Ни хрена ты не понимаешь, Афанасьев! Ты — там, я — здесь. Но даже когда ты здесь, то всё равно, ты — там.

— Прости меня за то, что я заедаю твой век, — проговорил он глуховатым голосом, опустив голову. — Мне, наверное, вообще, не следовало затевать всё это с тобой. Я понял. Тебе нужен герой, а я не герой и никогда уже им не стану. И вовсе не из-за негероического характера, а просто потому, что времени уже нет. Раньше надо было геройствовать, — проронил он, не поднимая головы.

Вероника живо среагировала на «похоронные» речи своего престарелого возлюбленного. Она подалась к нему всем телом и, склонившись корпусом, постаралась вывернуть свою голову так, чтобы заглянуть ему в глаза:

— Всё-таки, Афанасьев, какой же ты у меня дурачок, — прошептали её губы, а правая рука, тем временем, крепко обвила его шею. — Ты мой последний рыцарь, и мой последний герой. Такой, какой есть. И тебе от меня так просто избавиться не удастся. Даже не надейся.

Только-только они собрались слиться в страстном порыве, как раздался резкий и громкий звонок, который исходил со стороны телефонного аппарата, стоявшего на прикроватной тумбочке. Телефон был связан с коммутаторной линией внутренней связи, а значит, звонил кто-то из «местных».

— О, чёрт бы вас всех побрал! — вскрикнул Афанасьев, с негодованием срывая трубку с рычага. — Слушаю!

— Здравия желаю товарищ Верховный! Начальник дежурной смены КПП, капитан Гостевой! — как и положено, по Уставу внутренней караульной службы, представился охранник. — Простите за беспокойство, но к вам посетитель.

— Кого чёрт принёс?! — не удержался и рявкнул Афанасьев, раздосадованный до состояния бешенства из-за того, что пришлось прерваться на самом интересном месте.

— Ещё раз простите, но чёрт, как вы только что заметили, принес Местоблюстителя Русской Православной Церкви — митрополита Евфимия, — дерзко осмелился пошутить капитан-охранник.

— Чего ему надо, на ночь глядя?! — продолжал выказывать недовольство глава светской власти.

— Не могу знать, товарищ Верховный! — четко отрапортовал дежурный смены.

— Ладно, пропустите, — хмуро буркнул Афанасьев, швыряя трубку на рычаги.

Затем снова её поднял, чтобы связаться с внутренней охраной:

— Диспетчер! — рявкнул он, на ни в чем не повинного связиста.

В ответ тут же раздалось:

— Слушаю, товарищ Верховный!

— Дайте дежурного смены внутренней охраны!

Телефонист мгновенно переключил связь на искомого абонента.

— Начальник дежурной смены внутренней охраны, майор ФСО Иванов на проводе, товарищ Глава Высше…

— Отставить, майор! — неласково перебил его диктатор. — Слушай сюда. Сейчас подойдет к вам митрополит Евфимий…

— Это тот, что за Патриарха? — в свою очередь перебил Афанасьева майор, уточняя.

— Да. Так вот, проводите его на второй этаж в гостиную, где камин. Пусть ждет.

— Есть, проводить!

Сзади послышались какие-то непонятные звуки: то ли кваканье, то ли всхлипывание. Он обернулся. Вероника, утопив лицо в подушку, надрывалась в приступе хохота.

— Дорогая, что с тобой?! — кинулся он к ней, не разобравшись толком, в чем дело.

— Ни-че-го! — только и смогла произнести по слогам женщина, сотрясаясь всем телом от накатившего на неё веселья.

— Я тогда пойду, а? — нерешительно потоптался он возле неё, с трудом соображая, что могло вызвать в ней такую перемену настроения.

— Шта-ны! — еле разобрал он произнесенное ею слово из-под подушки.

— Какие штаны? — опять не понял он.

— Штаны надень, горе луковое! — наконец, нашла она в себе силы внятно произнести эту фразу.

— А разве я без штанов? — начал он с удивлением оглядывать свою нижнюю часть тела.

— Ну не в трениках же ты будешь встречать Главу Церкви!? — опять начала заливаться хохотом Вероника.

— Я — дома, и, между прочим, в нерабочее время, — проворчал он под нос, но руками всё же потянулся к дверце платяного шкафа.

— У тебя всё время — рабочее, и сам ты всё время на работе, даже, если и дома, — уже отсмеявшись, и на полном серьёзе произнесла она.