У порога

— Ваше Высокопреосвященство, — не стал понапрасну терять время Афанасьев, — мне не терпится узнать, что же такого произошло с момента нашего с вами расставания? Видимо, что-то экстраординарное, если не позволили себе отдохнуть после сегодняшней кутерьмы?

— Ты, сыне мой, прости меня за то, что в неурочный час пришлось беспокоить тебя. Но видит Господь, что не корысти ради пришёл я днесь. О нерушимости и величии Церкви токмо и болит моя душа, — начал священник издалека и обстоятельно, как и положено духовному лицу его ранга.

Валерий Васильевич слегка поморщился от таких пафосных речей, но нашел в себе силы промолчать и не задираться по пустякам. Евфимий заприметил гримасу сарказма на лице собеседника и сразу начал спускаться с небес на грешную землю:

— Я не думал, что ты так быстро покинешь наше Собрание и поэтому не успел тебе еще многое сказать. Хоть мы с тобой в прошлую нашу встречу и договорились, что я стану твоим духовником, ты, сыне мой, не дал, а может и просто позабыл дать свой номер телефона для личного общения, — посетовал митрополит, чем ввёл Афанасьева в смущение. — Я связался с Управлением делами, чтобы узнать ближайшее свободное время для аудиенции. Там мне пояснили, что послезавтра ты выезжаешь в регионы и при этом отказались сообщить, когда вернешься. Я испугался, что завтра, в течение дня не смогу перехватить тебя, поэтому единственным способом встретиться с тобой можно только посетив резиденцию. И вот я здесь.

Все эти слова в адрес Главы государства были произнесены с явным упреком.

— Простите меня. Я, действительно, позабыл дать вам, отче, координаты для связи. Ну, да ладно. Это ведь никогда не поздно исправить. У вас мобильник с собой?

— Да, — порылся в складках митрополичьего облачения Евфимий и достал на свет Божий простенький смартфон китайской выделки, что не укрылось от взора диктатора и весьма его порадовало. Но вместе с тем и огорчило. Проникновение в резиденцию главы государства с сотовым телефоном, без специального на то разрешения, было строго настрого запрещено регламентом. А его наличие у митрополита говорило о том, что личному досмотру его не подвергали. «Так и бомбу можно пронести» — внутренне поёжился Валерий Васильевич, но внешне ничем не выдал своего недовольства охраной.

— Записывайте, отче, — поглубже уселся в кресле Афанасьев и принялся неспешно диктовать необычно длинный ряд цифр незнакомого митрополиту сотового оператора. Затем они тщательно сверили записанный номер, а когда митрополит нажал на сенсорном экране транспарант «ок», диктатор добавил:

— Но это еще не всё. Это только номер для связи, а чтобы связаться со мной, вы должны будете после запроса автомата произнести кодовое слово.

— Какое?

— Аметист, — ответил Верховный. — Запомните. Записывать не надо.

— Хмм, Аметист, — повторил за ним митрополит. — Не пьяный, стало быть.

— Как вы сказали? — переспросил Афанасьев.

— Аметистос, по-гречески будет означать «не пьяный», — пояснил иерарх. — Ладно. Запомню.

Их беседу прервало появление все той же могучей Ксении, несущей на широком подносе два громадных, едва не пол литра, стакана с чаем, сахарницу и горку бубликов. Расставив всё это на столик, она выпрямилась и спросила своим утробным, но приятным баском:

— Может, что-нибудь ещё? — явно намекая на горячительные напитки.

Афанасьев вопросительно уставился на гостя, но тот, поняв, о чем идет речь, замахал руками:

— Нет-нет, спасибо! Ничего не надо. Ступай с миром, дочь моя.

Та, в свою очередь кинула вопрошающий взгляд на Валерия Васильевича, но тот тоже только отмахнулся, хоть и не так решительно.

Митрополит не стал накладывать себе сахара, а сразу приник жадными губами к краю стакана, нисколько не заботясь о том, что чай может быть горячим. Когда за официанткой закрылась дверь, Афанасьев, выждав, пока священник утолит первую жажду, решил продолжить:

— Итак, на чем мы с вами остановились?

— На том, что вы слишком рано покинули наше Собрание, — ответил митрополит, отирая усы и бороду, а заодно с вожделением смотря на нетронутый Афанасьевым стакан.

Тот, заметив неловкое положение гостя, деликатно пододвинул к нему свой нетронутый стакан. Евфимий опять не растерялся, и благодарно кивая хозяину, ухватился за следующую порцию чая. Видимо, действительно, старца одолевала нешуточная жажда. Дождавшись, когда тот опорожнит и второй стакан, спросил, тщательно скрывая свой интерес:

— И что же такого могло произойти в мое отсутствие?

Отставив от себя опустевший стакан, Местоблюститель, сцепив пальцы на животе, приступил к обстоятельному докладу:

— А произошло то, сын мой, что рано мы стали праздновать победу. Хоть сторонники расстриженного патриарха и покинули с позором Поместный Собор, однако же сдаваться намерений не выказали.

— Но ведь, насколько я знаю, их задержали на выходе? — перебил его Верховный.

— Задержали и уже отпустили, — поморщился Евфимий.

— Почему? — нахмурился Афанасьев.