У пределов мрака

Когда однажды я смог сказать ей, что к милорду вернулась способность говорить, она упала на колени и принялась пылко благодарить Господа.

— Ларкинс, — тихо спросил Эксхем, — она приходила сюда?

— Милорд в это время спал, — уклончиво ответил слуга.

— Но она была здесь?

Ларкинс, наконец, не выдержал и сказал все, что он думает.

— Да, она была здесь, сэр. Теперь вы можете уволить меня, если сочтете нужным. Она пришла и стала умолять меня позволить ей только взглянуть на вас, всего один раз. У меня есть сердце, и оно не каменное… Ах, милорд, она так горько плакала…

— Она была здесь… Возле меня?

— Возле вас, сэр, — заявил Ларкинс. — Она опустилась возле вас на колени и принялась взывать в молитвах уж не знаю, к каким святым… Более того…

Ларкинс прикусил губу и замолчал.

— Говорите!

— Она поцеловала милорда!

В дверь вошел, постучавшись, слуга.

— Господин профессор Дюпюйтрен из Парижа!

— Господа! — произнес великий французский хирург ровным холодным голосом, каким он обычно читал лекции. — Надеюсь, вы смогли убедиться, что этот случай совсем не такой сложный, каким его видели немецкие врачи. У пациента никогда не было паралича зрительного нерва, он просто был сдавлен сгустком крови. И мне удалось его убрать.

— Следовательно, его зрение должно восстановиться? — спросил один из присутствовавших офтальмологов.

— Безусловно. Пациент мужественно перенес операцию, хотя можно предположить, что введенное ему снотворное не могло полностью устранить болезненные ощущения. Теперь я готов передать больного вам без малейшего беспокойства за его судьбу. Через три дня вы, доктор Вильсон, можете снять повязку с его глаз. Но сделайте это вечером при умеренном освещении.

Вслед за этим мировая знаменитость покинула помещение.

— Через час Эксхема разбудят, — сказал доктор Вильсон Макинтайру, также собираясь уходить. — Мое присутствие более не необходимо. Но вы можете остаться возле пациента, чтобы убедить его в успехе.

Едва врач ушел, как дверь снова отворилась.

Макинтайр вскочил.

— Ваша светлость, — растерянно пробормотал он.

— Тише, тише, Макинтайр. Что сказала французская знаменитость?

— Профессор сказал, что через три дня к Эксхему вернется зрение. Он посоветовал мне успокоить Эксхема и убедить его не терять надежду.

— Благодарю, Макинтайр… Да… Скажите также Эксхему, что я… Гм… Что я сожалею… о многом, что случилось… Что я очень сожалею и постараюсь исправить все, что еще может быть исправлено!

Макинтайр заметил странно заблестевший взгляд посетителя.

— Подозреваю, что меня можно назвать тупым ослом, — пробормотал он, когда посетитель вышел из комнаты, — но мне показалось, что в глазах герцога Веллингтона блеснули слезы.

Ларкинс заглянул в комнату, слегка приоткрыв дверь.

— Полковник Макинтайр… Пришла дама…

— Тише, — шепнул полковник, — не нужно будить его раньше времени.

— Разрешите ей взглянуть на милорда через приоткрытую дверь, — взмолился Ларкинс.

— Тише! Он шевелится, сейчас проснется… Он что-то говорит!

Эксхем, как будто не совсем проснувшийся, негромко пробормотал несколько слов.

— Уходите, Маргарет… Ваше сходство с ней стало проклятьем для меня… Эрна… Моя дорогая, моя удивительная Эрна…

За дверью послышался шум. Раздался душераздирающий крик. Макинтайр вскочил и шагнул к двери.

— Боже, — закричал Ларкинс, — она упала в обморок!

— Осторожней со светом, — сказал доктор Вильсон. — Вы зажгли слишком много свечей, некоторые из них нужно погасить, леди Дьюкен. Так, теперь хорошо… Я снимаю повязку. Капитан Эксхем, не открывайте сразу глаза, подождите несколько секунд… Так, хорошо. А теперь приоткрывайте глаза, но очень и очень медленно, так медленно, как только можете.

Джон подчинился. Адская вспышка заставила его вскрикнуть от боли, и он снова закрыл глаза.

— Ничего страшного, — успокоил его доктор, — этого следовало ожидать. Приоткройте снова глаза, Эксхем, на этот раз у вас получится лучше.

Джон осторожно приподнял веки, казалось, ставшие свинцовыми. Он увидел светлые пятна, что-то темное… Потом увидел язычки огня и понял, что это свечи. Пламя свечей было невероятно, болезненно ярким.

— Все будет хорошо! — вскликнул доктор Вильсон. — Теперь откройте глаза шире, смелее! Посмотрите вокруг, капитан Эксхем! Вы ведь можете видеть меня?

Джон увидел стоявшего рядом Ларкинса, стиснувшего руки, словно для молитвы, затем Макинтайра, шумно сморкавшегося, и леди Дьюкен, радостно хлопавшую в ладоши.

— Вы узнаете меня, Джон? — воскликнула пожилая леди.

— Да, конечно, миледи… Я даже узнаю вашу изящную зеленую шляпку.

— Можно подумать, что после нескольких месяцев слепоты вы не способны ни на что иное, как только любоваться дамскими шляпками… Но у меня есть нечто более интересное для вас! Оглянитесь, Джон!

На лице больного появилось выражение гнева.

— Ларкинс, попросите эту даму немедленно уйти отсюда!

— Ни в коем случае! — сердито крикнула леди Дьюкен.

— Маргарет… — Джон замолчал, и его глаза широко раскрылись.

Она стояла перед ним, бледная и неподвижная, словно статуя. Блики света от новогодней елки падали на ее лицо, расцвечивая его тенями.