У птенцов подрастают крылья

Во второй половине зимы, ближе к весне, занятия в школе почти совсем прекратились. Основной причиной послужило отсутствие дров. Старые кончились, а новые, те, что мы осенью сами заготовили в Богатом логу, оказались сырыми. Они шипели, свистели, дымили, но не давали никакого тепла. К тому же кто-то выбил окна в нескольких классах. Новых стекол не оказалось. Пришлось окна кое-как забить фанерой, но в сильные морозы в классах было так холодно, что даже в шубе невозможно сидеть.

Ребята разбрелись по домам. Однако жизнь, конечно, не замерла. Многие из более прилежных и сознательных ребят пытались заниматься самообразованием в одиночку или, чаще, собираясь в небольшие кружки. В нашей тройке — Лева, Толя и я — инициатором самообразования явился, конечно, Лева. Он упорно напоминал нам о том, что времени терять нельзя, что и не заметим, как пролетят последние школьные годы, придется поступать в высшее учебное заведение.

— А с чем мы поедем? — спрашивал Лева. — С какими познаниями?

Несколько напуганные его предостережениями, мы попробовали заняться математикой. Но из этого ничего не вышло — не хватило терпения. Конечно, не хватило у меня и у Толи. Лева махнул на нас рукой, стал заниматься один. А мы решили: будь что будет, не мы первые, не мы последние. Как-нибудь все устроится.

Жизнь в школе постепенно совсем замерла. Школа больше не являлась для нас даже клубом. Ведь у нас было и так два клуба: бывшее земство, теперь народный дом, и бывший трактир Серебреникова, теперь молодежный клуб «Третьего Интернационала». Правда, этот клуб тоже временно не действовал из-за отсутствия топлива, но и нужды в нем особой не было. Мы отлично устроились в нардоме. Помещение просторное, здание в два этажа, крепкое, теплое. Дров на земском складе оказалось запасено достаточно. Чего же еще желать?! Именно здесь, в нардоме, и забила ключом новая жизнь, жизнь нашей молодежи.

Дело было, конечно, не только в удобном помещении, а совсем в другом: в духе времени, в радостном, каком-то приподнятом настроении молодежи.

Конечно, не мы, школьники, являлись тут главарями. Мы только были мелкой подсобной силой, заправляли же всем старшие, в основном студенты.

В Москве в университете и в других высших учебных заведениях в эту зиму занятия разладились, с едой тоже было туговато. И вот вся молодежь, которая обычно осень и зиму проводила в Москве, заявилась к нам в родную Чернь. Вот тут-то все и началось.

Организаторами нардома, устроителями вечеров, спектаклей и главными артистами оказались три брата Благовещенские. Все трое были студенты. Младший, Михаил, и средний, Иван, — студенты-медики, а старший, Сергей, — студент Высшего технического училища. Он-то и был главный заводила, парень, что называется, на все руки. По профессии — механик и электрик, по душе — художник и артист.

Младшие, Иван и Михаил, оба душой артисты. Оба отлично пели, а Михаил, кроме того, обладал абсолютным слухом, играл по нотам и без нот, кажется, на всех решительно инструментах.

Кроме Благовещенских, в Черни в это время оказалось и еще много молодежи: одни — тоже студенты, приехавшие из разных городов, другие, местные, — служащие.

И вот работа в нардоме закипела. Прежде всего приступили к тому, чтобы приспособить для спектаклей, лекций и других вечеров здание земства.

Весь верхний, второй, этаж почти целиком занимал просторный зал, бывший зал заседаний земской управы. В конце к нему примыкали две-три небольшие комнаты. Теперь зал заседаний мы превратили в зрительный зал. Устроили на прочных подмостках капитальную, а не съемную, как прежде, сцену. Комнаты рядом с ней были предназначены для артистов. В нижнем, первом, этаже у нас были фойе, библиотека и разные подсобные помещения.

Теперь предстояло оборудовать все эти помещения. Самую необходимую обстановку: стулья для первых рядов зрительного зала (в задних мы поставили лавки), а также стулья для фойе, библиотеки и других комнат, столы, шкафы и прочее — все это исполком разрешил нам забрать из национализированных купеческих домов.