У птенцов подрастают крылья

Как же быть? Из этого затруднения Миша нашел отличный выход. Балалаечников настоящих у нас не нашлось, зато было довольно много мандолинистов, а почему бы и не устроить смешанный оркестр? Основные партии будут исполняться на мандолинах, а басовый аккомпанемент — на балалайках. А почему бы и гитары сюда же не добавить — тоже струнный инструмент, благо у многих из чернских были свои гитары. И вот в конце концов образовался весьма своеобразный оркестр уже не чисто русских, а итало-испано-русских инструментов. Одно было несомненно, что при всем своем интернациональном характере это был оркестр струнных инструментов. Репертуар его оказался весьма несложен: всем нам уже хорошо знакомые революционные песни и вещи для танцев — старинные вальсы, краковяк, падеспань, падекатр, венгерка и, конечно, русская плясовая.

Собственно, мандолинистам и гитаристам все это разучивать было не нужно, и так все отлично знали. Только балалаечникам-басовикам предстояло выучить весьма несложный аккомпанемент. Дело немножко осложнилось тем, что почти никто не знал нот. Но Миша и тут быстро вышел из положения. Он просидел, не выходя из дому, несколько дней и принес всем исполнителям по альбомчику цифровых нот. Их-то уж каждый мог прочесть и разучить.

Начались репетиции. Я немножко умел бренчать на гитаре, поэтому тоже принял участие в оркестре. Но главное было в том, что я как музыкант оркестра имел теперь полный доступ в нардом в любое «рабочее» время, то есть когда там шли репетиции и прочие подготовительные дела к предстоящему торжеству.

И вот наконец выяснилось самое интересное, что таил так долго от всех нас Сергей Леонидович. Оказывается, он разузнал, что верстах в тридцати от Черни есть старинное имение княгини Имеретинской. В этом поместье имеется маленькая электростанция. Сергей Леонидович просил исполком разрешить перевезти ее в Чернь и осветить электричеством все здание нардома.

Рассмотрев предложение, обсудив его, исполком постановил передать электростанцию чернскому народному дому, а одновременно передать ему и всю картинную галерею, и всю обстановку дворца княгини Имеретинской.

По самому последнему снегу, вернее, уже в распутицу, целый обоз, возглавляемый Сергеем Леонидовичем Благовещенским, тронулся в дальний путь в деревню, но не за хлебом или овощами, а совсем за иным грузом — за электростанцией, за роскошной обстановкой, скульптурой, картинами и прочими редкостями.

Как описать мое огорчение, даже просто отчаяние! Перед самым культпоходом я ухитрился заболеть ангиной и слечь в постель.

Электростанцию и все музейные диковинки привезли в Чернь, когда я еще болел. Сережа ходил смотреть. Пришел и рассказал, что «очень интересно!»

— Такие картины есть, что и в Москве не сыщешь! И статуи разные. А уж про обстановку и говорить нечего: все шелк, да бархат, да золотом отделано. Сергей Леонидович рассказывал: приехал он, а обстановку-то почти всю крестьяне уже разобрали, поделили. Ну, он парень не промах — давай все назад. Все поотобрал и привез. Даже страшно в нардом мебель такую ставить, — покачал головой Сережа. — Как полезут наши ребята в сапогах на этакие стульчики, диванчики, только держись — сразу все поломают.

— А электростанция какая из себя? — спрашивал я.

— Да так, с виду не очень интересная, машина как машина. Интересно будет, когда заработает да осветит. А сейчас что…

Вскоре после того как электростанция благополучно прибыла в наш город и ее временно сложили в саран, Сергей Леонидович уехал в командировку в Москву закупать все необходимое для освещения нардом а.

А мы тем временем принялись расставлять в нардоме вещи, привезенные из музея Имеретинской. Мебель расставили по комнатам. А в фойе поставили еще скульптуру и по стенам развесили картины.

Увы, мы, молодежь, тогда просто не понимали, какими сокровищами искусства мы украшаем наш нардом. Вспоминая теперь все это, я с уверенностью могу сказать, что ни в одном нашем театре нет таких картин, какими были украшены стены фойе. Тут были подлинники многих лучших мастеров, в том числе Шишкина, Айвазовского и многих иностранных художников, имена которых я не знал. Вспоминаются мне чудесные виды Италии, море, горы вдали, все залито солнцем. Но более точно вспомнить, что там было изображено, а тем более имена авторов, я не могу.

Забегая вперед, должен со стыдом и грустью сказать, что постепенно все эти ценности куда-то пропали. Никто их особенно не хранил, и никто за них не отвечал. Так, разошлись по рукам… Впрочем, все это случилось уже несколько лет спустя, когда все к этим картинам давно уже пригляделись, перестали на них обращать внимание. Но тогда, когда они были только что развешаны, это произвело на всех нас незабываемое впечатление.

Вот она, новая власть, новая жизнь! Все для народа!