У развалин

Въ конц августа была ея свадьба въ деревенской церкви, при однихъ требуемыхъ закономъ свидтеляхъ. Петръ Дементьевичъ чувствовалъ себя на седьмомъ неб, да и Софронъ ршилъ, что, хоть оно и очень плохо, а все-жъ таки могло быть и хуже. По узду ходили относительно всего этого самыя скандальныя сказки. Шатровъ и Соня жили какъ въ туман, не разставались ни на минуту и только глядли въ глаза другъ другу.

VI

Такой праздникъ жизни длился у нихъ и годъ, и другой, и третій. За это время ихъ пустынножительство было потревожено всего только одинъ разъ, на слдующее лто посл ихъ свадьбы. Цлые два мсяца въ Нагорномъ прогостилъ единственный близкій родственникъ Шатрова, сынъ его сестры, Саша Бобрищевъ.

Тогда это былъ семнадцатилтній лицеистъ, ровесникъ Сони, еще не сформировавшійся юноша, съ длинными руками и ногами, пробивающимися усиками и достаточно некрасивымъ лицомъ. Шатровъ, разглядвъ его, только удивлялся:

— И куда все это двалось! — воскликнулъ онъ, обращаясь къ Сон, когда юноша вышелъ изъ комнаты. — Ребенкомъ онъ былъ такъ необыкновенно хорошъ, что глазъ отъ него оторвать не хотлось… и вдругъ теперь такой длинноносый, смшной галченокъ!

— У него глаза очень хороши, — заступилась Соня, — и вообще онъ наврное еще выравняется.,

— Будемъ ждать и надяться, главное же, чтобы онъ не очень надодалъ намъ… ну да ему въ Нагорномъ наврное скучно покажется, и онъ не засидится, — ршилъ Дмитрій Валерьяновичъ.

Саша Бобрищевъ оказался очень милымъ, благовоспитаннымъ юношей. Онъ не только никому ничмъ не мшалъ, но Шатровъ съ первыхъ же дней къ нему привязался, насколько былъ на это способенъ. Онъ все больше и больше напоминалъ ему собственную его юность, его лицейскіе годы. Съ грустной и ласковой улыбкой слушалъ пустынножитель горячія разглагольствованія юноши и часто поддакивалъ ему, не желая отравлять его дтской вры въ жизнь и людей ядомъ своего опыта. Соня совсмъ подружилась съ Сашей. Она ужъ была женщина, онъ еще почти ребенокъ; но все же они были однолтки и во многомъ понимали другъ друга гораздо лучше, чмъ могъ ихъ понять Дмитрій Валерьяновичъ.

Имъ приходилось иной разъ оставаться и вдвоемъ, когда Шатровъ былъ занятъ по хозяйству, главнымъ же образомъ по заканчивавшейся постройк новаго дома. Тогда они все сводили непремнно къ какой-нибудь шалости, бгали взапуски по саду и смялись сами не зная чему. Имъ обоимъ было очень хорошо и весело. Саша безсознательно уже обожалъ «тетушку»; а она, хоть, и не совсмъ удачно, но все же разыгрывала соблазнительную въ ея годы роль «старшей».

Когда лицеистъ ухалъ — и Шатрову и Сон стало жаль, сдлалось безъ него пусто, но у Шатрова это скоро прошло, у Сони осталось надолго.

Они вернулись къ своей обычной жизни, прерванной появленіемъ «галченка». Что же это была за жизнь? — Чисто жизнь Робинзона и Пятницы на необитаемомъ остров.

Въ Нагорномъ попрежнему не бывалъ никто изъ сосдей, кром двухъ-трехъ семей, въ конц концовъ навязавшихся со своимъ знакомствомъ, не убоявшихся посщать «ссыльнаго вольнодумца». Люди эти были невидные, не богатые, терять имъ было нечего, а на свчку всегда летятъ мошки. Въ данномъ случа свчкой было богатство Шатрова, его петербургскій поваръ-артистъ, чудесные фрукты, созрвавшіе въ оранжереяхъ стараго сада и широкое, врожденное гостепріимство Сони. Но эти мошки, прилетавшія на свчку, оказывались ничуть не интересными, — он только досаждали.

Петръ Дементьичъ? Соня конечно любила его и была рада, что онъ съ нею. Но онъ не могъ все же доставлять ей собою какія бы то ни было развлеченія и радости. Человкъ мало образованный и недалекій, онъ зналъ себ «управительствовать», какъ тому наученъ былъ своимъ отцомъ, возился весь день съ крестьянами или объзжалъ имнія. Толстый, красный, съ хриплымъ голосомъ и непреодолимымъ, хотя и сдержаннымъ стремленіемъ къ крпкимъ напиткамъ, онъ умлъ только говорить о «хозяйственныхъ статьяхъ» и ни о чемъ больше. Къ дочери онъ относился съ безсознательнымъ подобострастіемъ, что ее часто раздражало и обижало.

Жизнь наполнялась хозяйствомъ, разговоромъ и книгами. Сон хватило всего этого на три года. Шатровъ, человкъ образованный, прекрасно владвшій иностранными языками, любитель и знатокъ европейской литературы, довершилъ образованіе Сони, начатое въ московскомъ пансіон госпожи Данквартъ.

Разумется, она не получила бы такихъ знаній, если бы окончила курсъ въ своемъ пансіон — тамъ не было такого талантливаго и такъ страстно преданнаго своей учениц и своему длу учителя. А ученицей Соня оказалась внимательной и способной. За три года она очень развилась, какъ умственно, такъ и тлесно — изъ нея вышла совсмъ хорошенькая и совсмъ умненькая, образованная, начитанная женщина.