У студёной реки

Побродив вдоль реки, зайдя в сельмаг, возвращаюсь домой, обдумывая план своего возвращения в город, вхожу в избу, деда не нахожу, а, войдя в дальнюю комнату, слышу, как бы приглушенное и недовольное ворчание старика. Заглядываю за угол печи и вижу картину. Дед, сидя как всадник на длинной лавке и выложив на неё пару полученных в подарок ананасов, держит один из них за косу и отчаянно пытается шелушить, обдирая подобно кедровой шишке и, видимо, выискивая в ананасе орешки. Конечно, у деда получалось очень неважно обдирать фрукт, а орешек он не находил и видимо ругая прожорливую заморскую кедровку, отставлял ананас в сторону.

О, Господи, я ведь даже и не подумал, что мой дедушка не только не пробовал, он и не видел в жизни ананаса! Меня старик спросить постеснялся – как кушают же подаренный заморский фрукт?

Ругая себя, и стараясь не шуметь, я тихо удалился. Учить деда кушать ананасы я не мог, – не хотелось вновь смущать и омрачать наше с ним очередное расставание.

Так и уехал назад в полном недоумении в отношении собственной неуклюжести.

ОНА СТОЯЛА ПЕРЕДО МНОЙ НА КОЛЕНЯХ!

Как сказал классик – каждая счастливая семья похожа на всякую другую счастливую, а каждая несчастливая семья несчастна по-своему.

Конечно счастье – костюмчик индивидуального кроя, а вот история, которая кое-что и как-то объясняет примером из жизни.

Миха крепко «зашибал», за что был изгнан из стаи водителей железных коней и оказался в бригаде по заготовке леса. Рубил теперь сучья и часто повторял, напившись:

– Сучья рублю – сукой не стал!

Эта его загадочная и неразумная фраза преследовала всех немногочисленных участников многочисленных застолий, которые разворачивались стихийно в любое время дня или ночи.

– Это как столбняк…, – философствовал Миха, отпирая очередную спиртосодержащую емкость с видом факира открывающего сосуд с Волшебником – Джином, –…подопрет – хоть стой, хоть падай.

Марина – жена Михи – некогда жгучая яркая брюнетка, теперь крупная и статная дама – воспитатель детского сада, старалась держать Мишку в жестких руках, ведь негодяй, – как разойдется, пьет с «опережающим графиком», то есть пропивает деньги быстрее, чем зарабатывает. Что греха утаивать, – поколачивала Марина Миху при возвращении домой скалкой. Тот не отвечал, лениво и вяло отмахивался и прятался в чулане, в котором на топчане заботливо была постелена старая доха, а рядом стояли такие же старые пимы – бегать во двор по нужде.

На работе Миха появлялся частенько побитый, со следами очередной расправы и приходилось терпеть подначки сотоварищей, которые непрерывно шутили над Мишкой.

–Мужик, ты или кто? Как дошел до жизни такой? – подначивали Мишку собутыльники.

Подначивать то подначивали, но сами побаивались женщину, которая если встречала собутыльника на улице, или в сельмаге, то могла врезать по уху любому, если еще не остыла после последнего загула Михи. И таким образом Марина «наследила» почти на каждой физиономии персонажей Мишкиных застолий.

И вот конец рабочего дня, сработали хорошо, дружно. Бригадир уехал в контору хлопотать о квартальной премии, а мужики сели тут же у костра и, как водится, разговелись до потери горестного состояния души и ощущения бренности собственного тела.

На работу поутру все прибыли мятыми, а Мишка с огромной шишкой на лбу и синяком под глазом.

–Дуплет – от борта в лузу! – съехидничал бригадир, критически осматривая Мишкину физиономию, имея в виду двойной эффект от удара по лбу – появление шишки и синяка.

Обида полоснула Мишкину душу.

– Она стояла передо мной на коленях! – заведясь с пол-оборота, выпалил Миха.

В публике наступила тишина и немой вопрос, в виде крючковатого облака из дыма от папирос, повис в воздухе.

– Да! Марина стояла передо мной на коленях! – повторил Миха, отрезая себе путь к отступлению.

– Ну? – спросило общество.

Далее рассказ Михи следует разделить на две параллельные ветви, одна из которых соответствует рассказу героя, а вторая действительному развитию событий в Мишкиной с Мариной хате.

Рассказ Мишки.

– Захожу я в хату, а Марина уже на изготовку со скалкой. А я ей говорю:

– Марина …, Сань, скажи, ну я же был вчера почти трезвый?...... завтра будет большая премия, Михалыч, – обратившись к бригадиру – …ты же говорил? ……детям пошлем денег, купим дочери Любе пальто новое.

А Марина спрашивает, откуда, мол, так много денег-то.

Так я говорю:

– Премия обломилась крутая, вот мы с ребятами и отметили. А что? Повод хорош и как я без коллектива? Коллектив план сделал и имеет право отметить.

В Мишкином голосе появились твердые нотки и уверенность в истинности своих тезисов.

–Так Марина меня в дом под руки…, – продолжил Мишка – …на кровать усадила, передо мной на колени опустилась, сапоги снимает и говорит:

– Прости, мол, Миша, что я тебя обижала, век больше не повторится.

И в глаза нежно так смотрит. Потом за стол повела, щей наваристых подала, пироги там, капустка.

– И хрен с редькой, – вставил в Мишкин рассказ Михалыч.