Гнать корову предстояло через улицу враждебной компании Степки Горелого. Противостояние мальчишек двух соседних частей деревни было обычным делом. Разделенные трактом, прошивающим деревню сквозным проходом, две компании жили по разные стороны дороги своей обособленной жизнью, признавая только местные авторитеты и обычаи, завоеванные и установленные как жесткими кулаками, так и твердыми, и хитростными характерами. Степка был одним из таких вожаков ватаги пацанов от 5 до 15−16 годков, которых «школьные», к которым по месту проживания относился и Тим, называли «погорельцами». Ходить по чужой улице было опасно – обычно такие походы заканчивались оскорблениями и побоями, тяжесть которых была непредсказуемо индивидуальна – в том смысле, что лупили всех с разной интенсивностью – как кому повезет. По чужим улицам ребята старались ходить группой и тогда, повстречав представителей враждебного «племени», многое решало численное соотношение сторон. Иногда такие встречи заканчивались только словесной перепалкой, но иногда перерастали в широкомасштабное побоище, которое могло не утихать несколько дней, то угасая, то разворачиваясь вновь.
Надеясь по-быстрому проскочить враждебный стан Тим гнал и торопил Варварку. Но корова, обремененная тугим выменем, наполненным парным кипучим и духовитым молоком, плыла по улице особо не желая спешить в родной хлев. И казалось, что все уже позади – виднелся край улицы, как из подворотни высыпала компания «погорельцев», а, заметив Тима, компания подбоченилась и, неспеша, стала «разворачивать свой боевой строй» поджидая приближающегося мальчишку со своей коровой. Быть битым Тиму не хотелось, но ситуация казалась безвыходной.
Решение пришло нежданно. Тим схватил Варварку за хвост и, хлестанув по крутому боку коровы хворостиной, побежал следом, убыстряя ход. Варварка от такого фамильярного обращения несколько удивившись, понеслась вперед грациозно выбрасывая мослатые свои конечности. Так и пронеслись мимо ошалелой мальчишеской публики Тим и Варварка, издавая внушительные топот и пыля по дороге тремя парами ног. Вслед им донеслись лишь свист, гогот «погорельцев» и чьи-то запоздалые реплики.
НАТИСК ОРГАНИЗОВАННОЙ ПЛОТИ
Вдоль западной окраины поселка протекал один из многих ручейков-речушек, которые можно было перейти, не замочив ног. Этот поток чистейшей воды по россыпи окатышей, перерожденных студеной водой в самоцветы, не имел названия, что не мешало ему нести воды звонких слюдистых родников с ближних косогоров через болотистую низину в соленый, забытый океаном лиман. Тем не менее, отгородившееся от лимана море все-таки раз в год по-родственному посылало свои шумные и хлопотливые вести с бесчисленной стаей лососевых. Как золотоордынская тьма, такая же непонятная своим постоянством стремления и многочисленностью рыба подходила к устью каждой речушки, реки и стремительным кипящим многоцветным потоком врывалась в устья своих родных мест, где она взялась мерить два, три года назад многочисленный километраж своего жизненного пробега. С берега при ясной воде можно было наблюдать, как втягивается цветистая масса косяка в узкую горловину реки, и вновь возникала хотя и внешняя, но очень близкая аналогия с шумным гикающим войском, врывающегося в крепость через взломанные еще более резким организованным натиском, крепостные ворота.
Ну и «рубка» пошла в самом узком месте!
Вода кипела, а река, переполняясь, подмывала крутячки землистого берега. Вот шумный всплеск – обрушился земляной мысок с ослепительно зеленой травой на макушке и тут же затонул, набухая и рассыпаясь на черные с переплетениями корней куски.
Однако рыба в наш поселковый ручей заходила крайне редко. Бестолково-активная составляющая деятельности, а также равнодушие и полное отсутствие экологической культуры хозяйничающих субъектов, привели к практически полной нерыбоходности водоема. В реке было все, чем отметила цивилизация и технический прогресс, здешние места. Преобладало, конечно, то, чего числилось в избытке – самых разных железок, маслянистых мазутных пятен, ломаной древесины. И вот среди этого хлама на самом мелководье была замечена небольшая горбуша. Отчаянно работая хвостом и извиваясь по-змеиному всем телом, она упорно продвигалась к углублению под крутым бережком, уткнув голову в гальку дна и буквально вспахивая его. Преодолев мелководье и найдя заводь, рыба замерла отдыхая. После короткого отдыха очередной рывок и, вот так медленно, от заводи к заводи двигалась эта упрямая особь к месту своего нерестилища. Но она, конечно, не предполагала, что на её пути люди бездумно соорудили завал, который не преодолеть даже самой настойчивой горбуше.