У ступеней трона

Дело в том, что хотя принц Антон Ульрих Брауншвейгский и обладал горделивым взглядом, а в глазах его сверкал иногда огонек решимости, – но он удивительно был робок и труслив. Он трусил перед Бироном, когда тот был кабинет-министром и приближенным покойной императрицы, трусил, когда тот сделался регентом Российского государства, а он, принц, стал отцом императора, трусил перед своей супругой, трусил перед Линаром и, наконец, до глубины души боялся Миниха. Фельдмаршала он боялся особенно сильно теперь, когда так удачно низверг его с помощью Остермана, и боялся так, что всю сегодняшнюю ночь провел положительно без сна. Он был уверен, что Миних не простит своего унижения, что старый волк покажет еще зубы, что человек, так удачно в одну ночь совершивший переворот в пользу его жены, может, если только прозевать, так же удачно совершить переворот хотя бы в пользу Елизаветы Петровны. Значит, зевать было нельзя. Необходимо было следить за каждым шагом фельдмаршала и арестовать его при малейшем подозрении. Для этой роли он и хотел употребить Барсукова. Но как же ему объяснить, что от него требуется?

«А, черт! Не спросил я Ушакова, говорит ли этот гусь по-немецки, – пронеслось в мыслях принца. – По-русски это ужасно трудно объяснить…»

Принц еще несколько мгновений побегал по кабинету, то и дело обкусывая ногти, еще бросил несколько взглядов на неподвижно стоявшего Барсукова, затем круто повернулся, остановился перед ним и торопливо спросил:

– Скажите, сударь, а по-немецки вы понимаете?

– Не только понимаю, но и говорю, ваше высочество, – опять почтительно склоняя голову, отозвался Барсуков.

Лицо принца просветлело.

– О, да вы совсем золотой человек! – весело воскликнул он уже по-немецки. – Теперь-то мы с вам споемся… Скажите, вы не прочь мне служить?

– Сочту за величайшее счастье положить жизнь за ваше высочество…

– Вот и прекрасно, и прекрасно. Я очень рад, что с вами познакомился. Я вижу, что вы – ловкий, смышленый малый, а мне такой и нужен. Внакладе не будете, сударь, – прибавил он с той же веселой улыбкой.

Затем он подбежал к одной двери, заглянул за нее и запер на ключ, потом то же проделал с другой дверью и, вплотную подойдя к Барсукову, заговорил, понизив голос:

– Я хочу вам поручить одного человека… Вы знаете, конечно, что я удалил графа Миниха. Нет спора, – продолжал он, не дожидаясь ответа со стороны Барсукова, – мы были ему обязаны, но нельзя же было брать и меня, и жену, и моего сына-императора в вечное рабство… Понятно, нам пришлось указать ему настоящее место. Не для того же, в самом деле, мы избавились от Бирона, чтобы иметь нового Бирона в лице господина Миниха… Впрочем, – заметив, что совсем некстати разоткровенничался, спохватился принц, – впрочем, вам это малоинтересно. Дело в том, что я Миниху не доверяю… Если он изменил регенту – то так же легко может изменить нам… Понимаете?

– Понимаю, ваше высочество, – отозвался Барсуков, сердце которого замирало от радостного волнения. – Вам угодно поручить мне следить за фельдмаршалом?

– Вот именно! Вот именно! Не только следить, но быть его тенью, его постоянным спутником. Я всего опасаюсь с его стороны, поэтому я хочу знать, что он будет делать, как он будет жить. Куда бы он ни поехал, кто бы его ни посетил – вы должны мне доносить обо всем, положительно обо всем. Пуще всего, – продолжал принц, еще более понизив голос, – пуще всего следите, чтобы он не вздумал отправиться во дворец цесаревны… Ей я тоже не доверяю… Если бы не жена – я давно отправил бы ее в монастырь…

Барсуков набрался храбрости и решил, вопреки правилам этикета, вставить одно замечание, которым на будущее время он мог держать в руках словоохотливого родителя императора:

– Вы не ошибаетесь, ваше высочество, относясь к цесаревне с недоверием. Это – очень опасный враг, с которым, может быть, придется вступить в борьбу в очень недалеком будущем…

Принц Брауншвейгский побледнел, нервным движением запахнул полы халата и воскликнул:

– Правда, правда! Я это сколько раз говорил ее высочеству, но она почему-то уверена в ней… Но это не может помешать нам быть осторожными. Если вы сможете – следите и за цесаревной. Берите себе в помощники кого хотите, но сделайте так, чтобы я мог спать спокойно.

– Я не пощажу жизни.

– Очень хорошо! Я, сударь, физиономист и вам верю… Но помните: прежде всего – Миних. Самое опасное, если он стакнется с цесаревной…

– А если он отправится к ней?

Глаза принца злобно сверкнули; он поднял руку, делая угрожающий жест.

– Тогда его измена будет очевидна, – проговорил он, – и с ним нечего будет стесняться. Я вам даю полномочие: если фельдмаршал поедет в дом цесаревны, арестуйте его моим именем, когда он будет выходить обратно.

– Слушаю, ваше высочество.

Принц замолчал, как бы что-то обдумывая, затем торопливо подошел к секретеру, стоявшему в углу комнаты, выдвинул один из ящиков и, достав оттуда кошелек, сквозь петли которого сверкнули золотые монеты, снова вернулся к Барсукову.