У светлохвойного леса

– Если мои глаза мне не изменяют, то вы, вероятно, приказчик, а может даже и из крестьян зажиточных. – Мужик осмотрел Шелкова от сапог до локон, давая понять, что одежда на нем отражает далеко не высокий статус. Ключник сделал это специально демонстративно, пытаясь показать, что открыто тыкать на провинциальность гостя он не собирается, исходя из своего, по крайней мере, превышающего Шелкова положения, но указать ему таким образом где его место он считал должным. Управляющий давно привык слышать различного рода угрозы в свой адрес, особенно от «маленьких людей», недовольных чем-либо в его гостинице, а потому у него на все эти конфликтные провокации давно уже была заготовлена схема общения. Шелков, хоть и был человеком не высокомерным, тем не менее, исходя из своего положения и происхождения не привык вести беседу в подобном ключе, а потому собеседник становился все более неприятен ему.

Хорошенько уже разгневавшись, Николай глубоко вдохнул и на выдохе раздраженно заговорил в полный голос:

– Да знаешь ли ты, почему я вообще в твоей лачужке нахожусь?! Да я сын самого прославленного в округе купца – Шелкова Геннадия Потаповича! Да известно ли твоей дурьей башке, что погорело все имение мое и родители мои, и много рабочих наших?! Да известно ли тебе, что я уже вторые сутки мучаюсь от мысли о том, что на моих глазах покинули меня два моих рая?! Да известно ли тебе, что, испросив у тебя этот несчастный ножик, я отвлекся бы на работу, и, может, мне хоть немного стало бы легче?! Да известно ли тебе, что в твоих руках, можно сказать, капля спокойствия моего, стоит только лишь тебе переступить через упрямство?! И было бы мне, действительно, хоть немного, но полегче! Неужели трудно тебе взять и переступить через упрямство?! Отвечай, неужели так трудно?! – Николай чуть было не вцепился ключнику в горло, однако внутренний голос принуждал его оставаться сдержанным хотя бы в телесных порывах. Он нервно и часто дышал и даже не думал успокаиваться, желая, чтобы ключник наконец все осознал и одумался.

– Это никак не оправдает вас в случае того, что, предположим, я дам вам этот дурацкий нож, и вы в таком состоянии, исходя из всего того, что вам пришлось пережить, как вы утверждаете, пойдете и прирежете им любого постояльца, не закрывшего на ключ свой номер, – мужик продолжал говорить как можно спокойнее, будто бы даже не взяв во внимание того гневного порыва Николая, который Шелков несколько минут назад вылил на него. – Настаиваю – ступайте спать. Уж рассвет занимается. Хотя теперь я не уверен, что и утром смогу дать вам то, что вы так нагло от меня требуете. – Управляющий протяжно и демонстративно зевнул, нарочно не прикрывая рта.

– Так, значит, да?! – крикнул Шелков. – Ну и ладно! Пошел ты! – Он ударил кулаком об стол и направился по извилистой лестнице в свой номер. По пути Шелков ворчал что-то себе под нос и даже один раз споткнулся, совсем не глядя под ноги. Он был глубоко оскорблен тем, что приняли его за простолюдина, хоть в человеческом отношении он и не любил считать себя выше тех же крестьян. Тем не менее, привык он вести беседы спокойно, со взаимным уважением, взаимным слушанием, как и полагается всякому уважающему себя и других человеку. И того же он всегда неосознанно требовал по отношению к себе от окружающих. Происшедшая же ситуация повергла его в смятение, разгневала, опустила, унизила. Он совершенно потерялся и от того, что не смог добиться над нею контроля, разозлился. Ему также было обидно и то, что не был оценен его гневный душевный порыв, куда вылил он всю боль, не получив в итоге не то, что желаемую вещь, но даже и капли сострадания. Поднимаясь по деревянной лестнице, Николай чувствовал себя обиженным ребенком, которому только что не дали требуемой игрушки, и это ощущение еще больше удручало его.

– Что это было, мой хороший? – уловил Шелков женский голос, все еще поднимаясь по лестнице, но уже скрывшись из виду управляющего. Голос женщины был обращен к ключнику, и Шелков тут же остановился.

– Да какой-то умалишенный, дорогая моя. Ерунда… Ты испугалась? – отозвался ключник.

– Если честно, то да, очень. Как громко кричал этот кретин, – голос женщины звучал нежно и трепетно. Даже невинно.

Николаю стало интересно, кем она приходится ключнику. Неужели это жена его? По голосу было отчетливо слышно, что она в два-три раза старше.

– Любовь моя, не переживай. Он, очевидно, болен. Представляешь, равнял себя тут до самого купца Шелкова. Впрочем, ну его. Сейчас я приду к тебе. Я так устал за сегодня всех этих олухов и невежд распределять по номерам. – Мужик зевнул и, слышалось Николаю, вышел из-за стойки.