У царя Мидаса ослиные уши

А вот Лалага с аккуратно сложенным кружевным платьем в руках вышла из дома ещё в без четверти восемь. Свежевымытые и тщательно уложенные волосы, к сожалению, совершенно растрепались и теперь реяли над головой, несмотря на целлулоидный ободок, на котором сиротливо приютился искусственный цветочек, словно вытащенный из чьей-то петлицы. Уже на пороге мать подозвала Лалагу к себе:

– Слушай, тебя, конечно, будут гримировать, так что возьми мою помаду. Вот, держи, положи в карман. Только, пожалуйста, пользуйся ей сама, никому не давай, даже если попросят. И смотри не потеряй.

Лалага была безумно ей благодарна. Обычно мать очень ревниво относилась к своей косметике: она пользовалась исключительно дорогими марками, которых на Серпентарии не найдёшь – только у лучших парфюмеров Лоссая.

– А я могу поделиться с Ирен?

– Если хочешь. Но не думаю, что у сирот должны быть накрашены губы или щеки.

Ирен, как верный оруженосец, сопровождала подругу, чтобы помочь ей переодеться. Косички она ещё не заплела, но, чтобы защитить завивку от ветра, повязала голову платком и стала похожа на старушку, идущую на службу в церковь.

Гримёркой им служила кабина грузовика, задрапированная тяжёлыми гобеленовыми шторами.

Глава четвертая

По пьесе к моменту поднятия занавеса Клара Морейра должна была уже стоять на сцене, наливая стакан воды с сиропом старому Акапулько Андраде, который, прикрыв колени одеялом, ласково поглядывал на неё из инвалидной коляски.

Но в ту ночь занавес, обычно разделяющий актёров и зрителей, отсутствовал, и последние уже добрых десять минут созерцали пустую сцену без всяких признаков декораций: только стол, покрытый трепещущей на ветру скатертью, несколько бутылок, с трудом удерживающих её от полёта, да пара плетёных стульев. Публика, занимавшая места на лавках, стала подавать признаки нетерпения.

В пять минут десятого синьор Дередже поднялся по боковой лестнице и вышел к центру сцены, освещённой куда тусклее обычного: видимо, погода оказалась неблагоприятной и для карбидных фонарей. Дженнаро, полускрытый колонной, начал наигрывать на концертине нежную печальную мелодию.

Директор труппы поклонился и громко (чтобы перекрыть вой ветра) извинился перед почтеннейшей публикой за задержку (незначительные технические неполадки) и бедность декораций, а затем объявил, что действие начинается в гостиной виллы дона Акапулько Андраде.

– Представьте себе роскошную мебель, окна с дорогими портьерами и единственную дверь, через которую видно цветущий сад, – произнёс он и удалился за кулисы.

Вошла Лидия, везущая на коляске старика Акапулько, а за ней Клара со стаканом в руке.

Над скамейками пронёсся удивлённый ропот: все знали, что Клару будет играть Лалага, но к подобной причёске готовы не были.

– Она не сказала, что наденет парик, – усмехнулась Тильда.

– Да что же это за напасть? – заволновалась Баинджа. – При таком ветре длинные волосы совсем закроют ей лицо. Даже и не знаю, как она вообще что-то видит: надеюсь, хотя бы не споткнётся и не рухнет со сцены.

– А я надеюсь, что она не нахватается вшей, – пессимистично пробормотала Лугия.

– Когда смотришь снизу, выглядит довольно высокой, – умилилась синьора Пау.

– Вроде юбка была подшита ниже, – растерянно заметила Аузилия. – Как же так вышло, что теперь она до колена?

– Как полнит её это платье! – пренебрежительно бросила Ливия Лопес, сидевшая на две лавки дальше.

– Дедушка, я приготовила тебе лекарство, – сказала девочка на сцене, передавая стакан старику, для чего ей пришлось повернуться лицом к залу. И тут все поняли, что роль Клары играет совсем не Лалага, а Ирен.

Глава пятая

Порыв ветра, взметнувший кудри Ирен, сделал её похожей на Медузу Горгону. И, что ещё хуже, пока она подносила стакан к губам старика, другой порыв задрал ей юбку, так что та совсем закрыла лицо, заодно подарив публике великолепный вид на пухлые бедра и белые хлопчатобумажные трусики.

Синьор Карлетто, сидевший в четвёртом ряду, побледнев от негодования, стыда и попрания семейной чести, сердито бросил жене:

– Ты знала?

– Кто, я? Да я бы скорее заперла её на складе, чем разрешила так себя позорить.

– Смотрите, она ещё и губы подвела! Может, мне столкнуть её со сцены? – предложил Пьерджорджо.

– Брось, ещё не хватало устраивать скандал. Что сделано, то сделано, – нехотя пробурчал отец.

– Но потом кое-кто за это заплатит, – пообещала мать.

– Клара, Кларочка, ты что, не слышишь? Тебя мама зовёт! Беги скорее в сад, узнай, чего она хочет, – сказала Лидия, обращаясь к своей любимице.

Этой реплики не было в пьесе. Ирен озадаченно взглянула на синьору Дередже, но та положила ей руку на плечо и буквально вытолкала со сцены.

Вошедшие зять старого Андраде и дворецкий произносили свои реплики, старику становилось всё хуже – в общем, актёры продолжали играть, сокращая паузы и пропуская то, что касалось Клары и её матери.

– Что случилось? Где Лалага? – забеспокоилась Тильда, которая знала пьесу и понимала, что происходит что-то странное.