У вас один общий друг

Элис свернула на дорогу, по которой ей приходилось ездить бесчисленное количество раз. Машина медленно проследовала мимо дома Руди. Там горел свет – кажется, в кухне и столовой. Элис представила, как родители Руди убирают со стола, моют посуду, расставляют ее по местам. Она помнила каждый магнит на холодильнике. Возможно, Руди сейчас там. Почему она не ответила на сообщение? Может, рассердилась? Элис легко убеждала себя, что люди на нее сердятся, хотя и не могла придумать, по какой причине.

Наконец машина остановилась перед маленьким домом в колониальном стиле. В центре лужайки росла магнолия. Дом был выкрашен в белый цвет, правда, в темноте так и не скажешь. Элис приглушила мотор. Стало тихо.

– А вот и старый дом, – сказала она.

– Мы с Биллом здесь поженились, – отозвалась Питтипэт.

В доме уже три с половиной года никто не жил. Рокси пробрала дрожь.

– Почему там темно?

– Новый хозяин – какой-то русский. Я так поняла, он скупает дома по всему городу, чтобы потом выгодно перепродать. Он здесь не живет и даже не сдает. Это просто недвижимость, в которую он вложил деньги.

– Кошмар какой.

– Да уж.

Они смотрели на дом, словно чего-то ожидая, но тот продолжал мирно спать. Вдруг Элис заметила нечто необычное.

– Видите окно справа от двери? Вон то, маленькое?

Рокси и Питтипэт прищурились. В небольшом оконце брезжил тусклый желтый свет.

– Это кладовка в прихожей, – сказала Элис. – Я любила в ней прятаться. Если закрыть дверь, там темно, так что мама поставила ночник. Когда мы переезжали и уже погрузили вещи, я прошлась напоследок по пустому дому и заметила ночник. Сначала хотела забрать его, но передумала, включила и закрыла дверь. Это было три года назад. Удивительно, что лампочка до сих пор не перегорела.

– Зажгла свечу – прямо как в Хануку, – заметила Рокси.

– Это единственное, что осталось в доме от Элис Квик. Бубачкин ночник.

– Какой ночник?

– Бубачкин. Бабочкин. В форме бабочки.

Когда Элис было три года, она нашла в саду гусеницу. Она бережно хранила это воспоминание, не подозревая, что отец снимал ее на новенькую видеокамеру. Много лет спустя он оцифровал семейные видео, но никто так и не удосужился их посмотреть. Никто, кроме меня. Так вот, Элис нашла гусеницу и принесла отцу.

– Что это?

– Гуничка!

– Гуничка? – переспросил тот. (Элис смутно помнила, как что-то загораживало его лицо. Это была видеокамера.)

– Да, гуничка.

– А когда гуничка вырастет, то превратится в бубачку?

Мама смеется над папиной шуткой. Элис смотрит на папу и делает такой вид, будто тот сморозил глупость. Она понимает, что он ее дразнит? Она знает, что нет такого слова – «бубачка»? Или просто поняла по его тону, что это шутка, и научилась делать выражение лица «папа только что пошутил»? Неизвестно.

Ветер зашуршал листвой. На дороге показались фары.

Рокси смотрела на дом и видела мрачное место, полное призраков и медведей. И никакой сотовой связи.

Питтипэт смотрела на дом и видела свою свадьбу, махровые розы и пионы не по сезону, красный ковер, тянущийся от террасы мимо японского клена к алтарю, и безмолвный страх, что ее семья все испортит.

Элис смотрела на дом и видела мать.

– Гуничка, ты здесь?

Естественно. Она всегда в кладовке – читает, раскрашивает или просто придумывает всякие небылицы.

– Естественно, – отвечает Элис. Она только что выучила это слово и постоянно его употребляет.

– Я так и думала, – говорит мама. – Пойдем заниматься.

– Нет, – надувшись, возражает Элис.

– Хорошо. Я дам тебе одну минуту.

– Ла-а-адно.

Прошла минута, в течение которой Элис занималась своими детскими делами.

– Солнышко, минута прошла. Выходи.

– Ла-а-адно, – отвечает Элис, но остается на месте. Она лежит на спине и смотрит наверх сквозь зимние куртки.

– Готова?

Она не готова. Мама проявляет терпение и настойчивость. В конце концов большая взрослая рука сжимает тоненькие пальчики Элис и ведет ее к роялю.

Коричневый рояль-миньон с незапамятных времен стоял в маленькой комнате за террасой, будто пророс из пола, как дерево. Под клавиатурой у него находилась оранжевая лампочка, которая загоралась, когда корпус становился слишком сухим. В юности Пенелопа немного играла и до сих пор исполняла пару песен на Рождество. Джон к роялю даже не прикасался. Билл иногда стучал по клавишам, когда ему было скучно и хотелось пошуметь, но с возрастом потерял к этому делу всякий интерес.

Однако Элис и громоздкий инструмент, состоящий из дерева, железа, фетра и меди, были неразрывно связаны. Едва научившись ходить, она дюйм за дюймом исследовала завораживающую махину, стараясь понять, что к чему. Пальцы нашли клавиши, и те стали смыслом ее жизни. На боковой стороне «ля» первой октавы находилось сиренево-голубоватое пятнышко, которое можно увидеть, только если нажимаешь «си». По форме оно напоминало орла или доисторическое крылатое насекомое. Даже тогда Элис понимала – эта загадочная громада шоколадного цвета станет ее судьбой.