У войны не женское лицо

«Я помню один случай… Пришли мы в поселок, а там возле леса лежат убитые партизаны. Как над ними издевались, я пересказать не смогу, сердце не выдержит. Их резали по кусочкам… Кишки выпотрошили, как у свиней… Они лежат… А недалеко лошади пасутся. Видно, лошади партизанские, даже с седлами. Или они удрали от немцев и вернулись, или их не успели забрать, – непонятно. Они далеко не отошли. Травы много. И тоже мысль: как это люди такое при лошадях творили? При животных. Лошади на них смотрели…»

«Горело поле и лес… Дымил луг. Я видела сгоревших коров и собак… Запах непривычный. Незнакомый. Я видела…. Сгоревшие бочки с помидорами, с капустой. Птицы горели. Кони… Много… Много всего черного валялось на дорогах. К этому запаху тоже надо было привыкнуть… Я тогда поняла, что гореть может все… Даже кровь горит…»

«Во время бомбежки прибилась к нам коза. С нами легла. Просто рядом легла и кричит. Перестали бомбить, она с нами идет и все жмется к людям, ну, живое, тоже боится. Дошли до какой-то деревни и говорим одной женщине: “Возьмите, жалко”. Хотелось спасти…»

«В моей палате лежали двое… Лежали – немец и наш обожженный танкист. Я захожу к ним:

– Как себя чувствуете?

– Я хорошо, – отвечает наш танкист. – А этот плохо.

– Это же фашист…

– Нет, я ничего, а ему плохо.

Уже они не враги, а люди, просто два раненых человека рядом лежат. Между ними появляется человеческое. Не раз наблюдала, как это быстро происходило…»

«Это как же… Ну, как… Помните… Летят поздней осенью птицы… Длинные-длинные стаи. Артиллерия наша и немецкая бьет, а они летят. Как им крикнуть? Как их предупредить: “Сюда нельзя! Тут стреляют!”. Как?! Птицы падают, падают на землю…»

«А нам привезли на перевязку эсэсовцев… Эсэсовских офицеров. Подходит ко мне сестричка:

– Как мы их будем перевязывать? Рвать или нормально?

– Нормально. Это раненые…

И мы их перевязывали нормально. Двое потом убежали. Их поймали, и чтобы они не убежали еще раз, я им пуговки срезала на кальсонах…»

«Когда мне сказали… Вот эти слова: “Кончилась война!..” Я взяла и села на стерильный стол. Мы с врачом договорились, что, когда объявят: “Кончилась война!”, мы сядем на стерильный стол. Что-то такое сделаем, невероятное. Я же никого не подпускала к столу, не подпускала на пушечный выстрел. У меня перчатки, я в маске, на мне стерильный халат, и я сама подавала всем, что надо: тампоны, инструменты… А тут взяла и села на этот стол…

О чем мы мечтали? Первое, конечно, – победить, второе – остаться живыми. Одна – “Кончится война, и я нарожаю кучу детей”, другая – “Я поступлю в институт”, а кто-то – “А я из парикмахерской не буду вылезать. Стану красиво наряжаться, за собой смотреть”. Или: “Куплю красивые духи. Шарфик куплю и брошечку”.

И вот это время наступило. Все вдруг притихли…»

«Отбили деревню… Ищем, где набрать воды. Вошли во двор, в котором заметили колодезный журавль. Резной деревянный колодец… Лежит во дворе расстрелянный хозяин… А возле него сидит его собака. Увидела нас, начала поскуливать. Не сразу до нас дошло, а она звала. Повела нас в хату… Пошли за ней. На пороге лежит жена и трое деток… Собака села возле них и плачет. По-настоящему плачет. По-человечески…»

«Мы входили в наши села… Там одни печи стояли – и все. Одни печи! На Украине мы освобождали места, где ничего не осталось, одни арбузы росли, люди ели только эти арбузы, и больше ничего у них не было. Они встречали нас и несли арбузы… Вместо цветов…

Я вернулась домой. В землянке – мать, трое детей, собачонка у нас вареную лебеду ела. Наварят лебеды, сами едят, дадут этой собачонке. И она ела… У нас до войны столько соловьев было, а после войны два года их никто не слышал, вся земля была перевернута, подняли, как говорится, дедовский навоз. Перепахали. Соловьи на третий год только появились. Где они были? Никто не знает. На свои места они вернулись через три года.

Люди дома поставили, тогда соловьи прилетели…»

«Как увижу полевые цветы – войну вспоминаю. Тогда мы цветов не рвали. А если собирали букеты, то только тогда, когда хоронили… Когда прощались…»

«Эх-эх, девоньки, какая она подлая… Эта война… Помянем наших подруг…»