Мир войны все больше открывается мне с неожиданной стороны. Раньше я не задавала себя вопросов: как можно было, например, годами спать в окопах неполного профиля или у костра на голой земле, ходить в сапогах и шинелях, и наконец – не смеяться, не танцевать? Не носить летние платья? Забыть о туфлях и цветах… Им же было по восемнадцать-двадцать лет! Я привыкла думать, что женской жизни нет места на войне. Она невозможна там, почти запретна. Но я ошибалась… Очень скоро, уже во время первых встреч, заметила: о чем бы женщины ни говорили, даже о смерти, они всегда вспоминали (да!) о красоте, она являлась неистребимой частью их существования: «Она лежала в гробу такая красивая… Как невеста…» (А. Строцева, пехотинец) или: «Мне должны были вручать медаль, а у меня старая гимнастерка. Я подшила себе воротничок марлей. Все-таки белый… Мне казалось, что я такая в эту минуту красивая. А зеркальца не было, я себя не видела. Все у нас разбомбили…» (Н. Ермакова, связистка). Весело и охотно рассказывали они о своих наивных девичьих ухищрениях, маленьких секретах, невидимых знаках, как в «мужском» быте войны и в «мужском» деле войны все-таки хотели остаться самими собой. Не изменить своей природе. Память их на удивление (все-таки сорок лет прошло) сохранила большое количество мелочей военного быта. Деталей, оттенков, красок и звуков. В их мире быт и бытие смыкались, и течение бытия было самоценно, они вспоминали о войне как о времени жизни. Не столько действия, как жизни, я не раз наблюдала, как маленькое в их разговорах побеждало большое, даже историю. «Жалко, что красивая я была только на войне… Там прошли мои лучшие годы. Сгорели. Потом я быстро состарилась…» (Анна Галай, автоматчица).
Через расстояние многих лет одни события вдруг укрупнялись, другие – уменьшались. И укрупнялось человеческое, интимное, оно становилось и мне, и, самое любопытное, даже им самим более интересным и близким. Человеческое побеждало нечеловеческое, только лишь потому, что оно человеческое. «Ты не бойся моих слез. Не жалей. Пусть мне больно, но я тебе благодарна, что вспомнила себя молодую…» (К. С. Тихонович, сержант, зенитчица).
Этой войны я тоже не знала. И даже не подозревала о ней…
О мужских сапогах и женских шляпках
«Жили мы в земле… Как кроты… Но какие-то безделушечки у нас сохранялись. Весной веточку принесешь, поставишь. Радуешься. А ведь завтра тебя может и не быть, – об этом про себя думали. И запоминаешь, запоминаешь… Девочке одной прислали из дому платьице шерстяное. Мы завидовали, хотя носить свое платье не разрешалось. А старшина, это же мужчина, ворчал: “Лучше бы тебе простынку прислали. Полезнее”. У нас простыней не было, подушек тоже. Мы спали на ветках, на соломе. Но у меня были припрятаны сережки, я ночью надену и сплю с ними…