Обсуждать вопросы политики на фронте принято не было, но большинство немцев среди тех, кого я знал, признавали необходимость и справедливость нашей борьбы против Франции и Великобритании. Эти страны объявили войну Германии в ответ на нападение последней на Польшу. Мы расценивали это как попытку защитить несправедливые решения Версальского мирного договора. И французы и англичане не примут нового политического решения, пока Германия не заставит их это сделать с помощью военной силы.
Наступление 58-й пехотной дивизии в мае-июне 1940 г.
Отдельные вооруженные столкновения на границе в нашем секторе фронта с французскими войсками уже имели место, как и воздушные бои немецких люфтваффе и французской авиации. В случае поступления приказа о начале войны мы были уверены, что будем способны провести операции быстро и эффективно. Что не будет патовой ситуации времен Великой войны, в которую попали немцы во Франции, надолго засев в окопы. Каждый надеялся, что новая кампания на Западе будет стремительной, подобной недавней войне с Польшей.
По мере того как наступала весна и становилось все теплее, в войсках отмечалось растущее беспокойное ожидание. Хотя нами двигало чувство любви к своей стране и гордости за наши роту, полк, дивизию, мы быстро поняли, что наиболее важное в бою – это выполнять приказы и заботиться о себе и своих боевых товарищах.
Глава 5. Война на Западном фронте. Май 1940 – апрель 1941 г.
Начало войны застало нас в качестве зрителей ясным ранним утром 10 мая. Высоко в небе над нашим бункером немецкие летчики вступили в бой со своими противниками французами и англичанами. Мы следили за ними с восхищением. Стрекотание их пулеметов доносилось до нас на земле, в то время как самолеты преследовали друг друга и увертывались от врага, ведя постоянную дуэль за выгодное положение для атаки.
Когда машина, объятая пламенем, устремилась, закручиваясь, к земле, мы начали аплодировать победителю в воздушном бою. Это выглядело так, словно мы наблюдали за спортивными соревнованиями. Мы даже не поняли, чей самолет был сбит – вражеский или наш. За короткий отрезок времени упали пять или шесть самолетов в 5–6 километрах от нас. Вскоре до нас дошла весть, что среди сбитых машин были и немецкие. Это сразу охладило наш пыл.
Выдвинувшись к границе с Францией, небольшая часть подразделений 58-й дивизии форсировала Мозель к югу от Люксембурга. Последовавшая за этим лобовая атака на хорошо укрепленную французскую линию Мажино, может быть, и преследовала далеко идущие стратегические цели, но достигла она этого за счет наших тяжелых потерь. 18 мая нашу дивизию сменили на фронте другие немецкие части, и она отошла в тыл.
Эта операция отразила контраст между нашим подходом к военным целям во Франции и проведением наших будущих операций. Во Франции мы просто выполняли приказы, как нас научили. Если от нас требовали занять какой-либо рубеж к определенному времени, мы атаковали в лоб, не применяя никакого маневра, и потому несли большие потери.
Позднее в войне, прежде чем давать разрешение на боевые действия, офицеры разрабатывали наиболее приемлемое тактическое решение и необходимую численность сил поддержки, чтобы снизить потери при операции. Такой тип принятия решений проявился в некоторой степени и во Франции, но старый прусский подход «сделать это (любой ценой)» преобладал.
Два дня спустя после отхода в Оршольц наша дивизия выдвинулась к Люксембургу. Мы, вытянувшись в длинную колонну, прошли через город. Самым распространенным транспортом в нашей роте была двуконная повозка, имевшаяся в каждом отделении. На этих повозках было сложено обмундирование и продовольствие, что позволяло нам передвигаться только с карабинами и боеприпасами. Несмотря на то что мы не несли ранцы, фляжки для воды, противогазы и другое снаряжение, длительные пешие переходы были изнурительными.
Чтобы дать отдых натруженным ногам, многие из нас садились в повозку или на передок орудия. Он представлял собой две раздельные двухколесные тележки, на одной из которых везли боеприпасы, а на другой сидел орудийный расчет; гаубицы тянулись сзади. 75-миллиметровую гаубицу везли четыре лошади, а более тяжелую 150-миллиметровую – шесть лошадей.
Привилегией каждого ротного командира, как Рейнкке, было иметь отдельного конюха для своего коня. Но большинство кучеров ухаживали за пятью-шестью лошадьми, что значительно увеличивало численность личного состава. Таким образом, он напрямую зависел от количества лошадей.
Чтобы обеспечить необходимое количество лошадей для подготовки к войне, вермахт реквизировал их на фермах по всей Германии. Иногда на ферме оставалась после этого только половина голов. Поскольку реквизиция была временной мерой – предполагалось, что военные действия будут недолгими, – фермеры не получали компенсации. Неудивительно, что от подобной непопулярной практики отказались, как только появилась возможность набрать лошадей на завоеванных территориях.