Уайнсбург, Огайо. Рассказы

Дом в Уайнсбурге, где жил Сет Ричмонд с матерью, был в свое время городской достопримечательностью, но молодой Сет уже не застал его в расцвете славы. Ее затмил громадный кирпичный дом, построенный на Каштановой улице банкиром Уайтом. Дом Ричмондов стоял в самом конце Главной улицы, в низине. Фермеры, которые приезжали в город по пыльной дороге с юга, миновав орешник, огибали Ярмарочную площадь, обнесенную высоким забором с афишами, и рысцой, под уклон, мимо дома Ричмондов, спускались в город. Поскольку и к северу и к югу от Уайнсбурга много земли занято садами и ягодниками, Сет видел телеги со сборщиками – парнями, девушками и женщинами: утром они ехали на поля, а вечером все в пыли возвращались домой. Эта говорливая ватага, грубые громогласные шутки, которыми перебрасывались ездоки, порою сильно его раздражали. Он жалел, что не может сам смеяться во все горло, выкрикивать бессмысленные шутки, стать частью этого бесконечного, неугомонного, смешливого потока, прокатывающегося по дороге то туда, то сюда.

Дом Ричмондов был построен из известняка, и, хотя в городке говорили, что он ветшает, на самом деле он хорошел год от года. Время уже подкрашивало полегоньку камень, клало сочный золотистый тон на его поверхность, а вечерами и в пасмурные дни набрасывало волнистые черные и бурые мазки в тенях под карнизами.

Дом этот построил дед Сета, владелец каменоломен, вместе с каменоломнями на озере Эри, в восемнадцати милях к северу от города, оставил его своему сыну Кларенсу Ричмонду – отцу Сета. Кларенс Ричмонд, тихий и горячий человек, которого необычайно уважали соседи, погиб в уличной перестрелке с редактором газеты в Толидо, Огайо. Причиной перестрелки было то, что имя Кларенса Ричмонда газета связала с именем одной учительницы; но, поскольку ссору покойный затеял сам и первым выстрелил в редактора, убийце удалось избежать наказания. После смерти Кларенса обнаружилось, что большую часть наследства он разбазарил, играя на бирже и неудачно вкладывая деньги под влиянием друзей.

Оставшись с небольшим доходом, Виргиния Ричмонд жила замкнуто и растила сына. Смерть мужа и главы семьи глубоко опечалила ее, однако слухам, распространившимся после его смерти, она нисколько не верила. В ее глазах этот ранимый, ребячливый человек, к которому все испытывали безотчетную симпатию, был просто неудачником, натурой слишком утонченной для прозаической жизни.

– До тебя будут доходить всякие слухи, но ты им не верь, – говорила она сыну. – Он был добрый человек, чересчур отзывчивый и напрасно старался стать коммерсантом. Сколько я ни думаю, ни мечтаю о твоем будущем, самое лучшее, что я могу тебе пожелать, – это чтобы ты стал таким же добрым человеком, как твой папа.

Через несколько лет после смерти мужа, обеспокоенная тем, что расходы по дому все растут, Виргиния Ричмонд решила найти приработок. Она выучилась стенографии и с помощью друзей мужа получила место судебной стенографистки в окружном центре. Во время сессий она каждое утро ездила туда на поезде, а когда суд не заседал, целыми днями ухаживала у себя в саду за розами. Это была высокая осанистая женщина с неинтересным лицом и пышными темно-каштановыми волосами.

В отношениях Сета Ричмонда с матерью была одна особенность, и она стала проявляться в его отношениях с остальными людьми, когда ему еще не исполнилось девятнадцати. Почти нездоровое уважение к сыну заставляло Виргинию по большей части молчать в его присутствии. А если она резко к нему обращалась, ему стоило только пристально посмотреть ей в глаза, чтобы увидеть в них такое же смущение, какое он уже замечал в глазах других людей.

Суть дела состояла в том, что сын мыслил с удивительной ясностью, а мать – нет. Во всех случаях жизни она ожидала от человека обычных реакций. У тебя сын, мальчик; ты отчитываешь его – он потупился, дрожит. Отчитала – плачет; все прощено. Поплакал, лег спать – входишь к нему крадучись, целуешь.

Виргиния Ричмонд не понимала, почему с ее сыном – все не так. От самого сурового нагоняя он не дрожит и не смотрит в пол, а смотрит прямо на нее – и тревожные сомнения заползают в душу. А войти украдкой – она к нему и пятнадцатилетнему побоялась бы.

В шестнадцать лет Сет с двумя приятелями однажды сбежал из дому. Ребята забрались в открытую дверь порожнего товарного вагона и уехали миль за сорок – в город, где шла ярмарка. Один мальчик прихватил бутылку со смесью виски и черносмородинного вина, и беглецы распили ее в дверях, свесив ноги наружу. Приятели Сета пели и махали руками зевакам на станциях, мимо которых проходил поезд. Они замышляли набеги на корзины фермеров, приехавших с семьями на ярмарку. «Как короли будем жить – и ярмарку посмотрим, и бега, – и все задаром», – хвалились они.