Уайнсбург, Огайо. Рассказы

Джордж был старше Сета Ричмонда, но в этой довольно странной дружбе именно он постоянно обхаживал младшего, а тот позволял себя обхаживать. Газета, где работал Джордж, вела одну линию. В каждом номере она стремилась упомянуть по имени как можно больше местных жителей. Словно азартная гончая, носился по городу Джордж, отмечая в блокноте, кто поехал по делу в окружной центр, кто вернулся домой из соседнего городишки. Целый день он заносил в блокнот мелкие новости. «А.-П. Ринглет получил партию соломенных шляп. Эд Баербаум и Том Маршал в пятницу ездили в Кливленд. Дядя Том Синингс строит у себя на Ложбинной дороге новый сарай».

Джорджа Уиларда прочили в писатели, поэтому он пользовался в Уайнсбурге уважением и постоянно разговаривал на эту тему с Сетом Ричмондом.

– Самая легкая жизнь на свете, – возбужденно и хвастливо объявлял он. – Повсюду ездишь, сам себе начальник. Хоть в Индии, хоть на корабле в тропиках – знай себе пиши, и все. Вот погоди, сделаюсь известным – знаешь как весело заживу?

В комнате Джорджа, выходившей одним окном в проулок, а другим – на железную дорогу и закусочную Бифа Картера против станции, Сет Ричмонд сел на стул и потупился. Джордж Уилард, который час перед тем просидел в безделье, вертя в руках карандаш, шумно приветствовал его.

– Пробую написать рассказец о любви, – объяснил он с нервным смешком. Он раскурил трубку и стал прохаживаться по комнате. – Я знаю, что я сделаю. Я влюблюсь. Я тут сидел, обдумывал его – а теперь сам так сделаю.

Как бы застеснявшись своих слов, Джордж отошел к окну, повернулся спиной к приятелю и высунулся наружу.

– Я знаю, в кого влюблюсь, – отрывисто сказал он. – В Элен Уайт. Из всех наших девушек у нее одной есть шик.

Тут молодого Уиларда осенила новая мысль – он повернулся и подошел к гостю.

– Ты вот что, – сказал он. – Ты лучше меня знаешь Элен Уайт. Ты передай ей, что я сказал. Знаешь, заговори с ней и скажи, что я в нее влюблен. Что она на это скажет? Погляди, как она отнесется, а потом придешь и скажешь мне.

Сет Ричмонд встал и пошел к двери. Слова товарища невыносимо раздражали его.

– Ладно, всего, – бросил он.

Джорджа это удивило. Забежав вперед, он пытался разглядеть в потемках лицо Сета.

– Ты что? Куда ты собрался? Останься, давай поговорим, – убеждал он.

От злости на приятеля, на всех городских, которые только и знают, что переливать из пустого в порожнее, а пуще всего – на собственную привычку помалкивать Сет вышел из себя.

– А-а, сам с ней говори, – выпалил он, быстро вышел за дверь и захлопнул ее перед носом у приятеля. «Элен я найду и поговорю с ней – только не о нем», – пробормотал Сет.

Он спустился и вышел из гостиницы, ворча от злости. Потом перешел пыльную улочку, перелез через низкие железные перила и уселся на станционной лужайке. Джорджа Уиларда он считал теперь набитым дураком и жалел, что не выразился об этом покрепче. Хотя на первый взгляд его знакомство с банкирской дочерью Элен Уайт было шапочным, Сет часто о ней думал и считал, что она ему как-то по-особому близка. «Носится, дурак, со своими любовными рассказиками, – ворчал он, оглядываясь на окна Джорджа Уиларда, – как он только не устанет от своей бесконечной болтовни».

В Уайнсбурге была пора сбора ягод: на платформе у запасного пути мужчины и подростки грузили в два багажных вагона ящики с душистыми красными ягодами. С запада заходила гроза, но июньская луна еще светила в небе, и уличных фонарей не зажгли. Фигуры людей, которые стояли на платформе и подавали ящики в двери вагонов, едва виднелись в тусклом свете. На железных перилах, ограждавших станционную лужайку, тоже сидели люди. Раскуривали трубки. Перебрасывались городскими шутками. Поезд свистнул вдалеке, и люди на погрузке ящиков зашевелились поживее.

Сет поднялся с травы, молча прошел мимо сидевших на ограде и вышел на Главную улицу. Он принял решение. «Уеду отсюда, – сказал он себе. – Что толку тут жить? Поеду в большой город, поступлю на работу. Завтра скажу об этом матери».

Сет Ричмонд медленно прошелся по Главной улице, мимо табачной лавки Уокера, мимо Городского совета и свернул на Каштановую. Его угнетала мысль, что он – посторонний в городе, но угнетала не слишком, потому что своей вины он тут не видел. Перед домом доктора Уэлинга он остановился в черной тени большого дерева и поглядел, как полоумный Турок Смолет катит по мостовой тачку. Старик, малое дитя по разуму, лихо вез на тачке десяток длинных досок, с удивительной ловкостью удерживая груз в равновесии. «Полегче здесь, Турка! Аккуратней, старый черт!» – громко подбадривал себя старик и хохотал так, что доски подбрасывало.