Уайтбол (СИ)

— Ладно, проехали. У меня все не было случая извиниться за наши с тобой разборки в полете. Так вот, извиняюсь теперь.

— Брось. Ты ж не виноват, что тебе достался херовый спец по контактам, — Розовский растерянно усмехнулся:

— А если уж совсем честно — даже сейчас не представляю, как бы на моем месте поступил хороший спец. И руководство не представляет. Со всеми своими инструкциями о том, как-может-быть-нужно-не-действовать-чтобы-если-повезет-чего-нибудь-избежать… Ерунда это все, кэп.

— У тебя неприятности? Плохо выглядишь.

Розовский поморщился:

— Неприятности всегда есть, бог с ними. Лучше глянь, какая у нас примадонна нынче красивая.

— Она всегда красивая.

— Сегодня — особенно… До сих пор не понимаю, как ей удалось прорваться в новый рейс. Она ведь тоже подписывала обращение к руководству — ну, про тебя.

— Одно утешает: хоть несколько человек из-за меня не пострадали.

— Капитан, люди страдают не из-за кого-то. Они страдают за свои убеждения. И наградой им — безмятежный сон. А это немало.

…«Люди страдают не из-за кого-то…» В течение многих лет «безумный капитан» то и дело повторял эту простенькую формулу, как мантру. Бесполезную мантру: разросшийся метастаз совести напрочь отказывался воспринимать разумные доводы.

…Андрея Розовского вскоре после проводов второй экспедиции перевели из космофлота куда-то еще. В какой форме ему перепало эхо ганимедских событий — осталось тайной, и в последствии, как положено, обросло домыслами. До его персоны не удалось добраться даже самым упертым журналистам.

* * *

На улице кто-то окликнул бывшего капитана.

Доктор стояла у открытой дверцы автомобиля. В чем-то светлом, и сама вся — светлая, этакое порождение ледяных чертогов космоса.

— Привет, кэп.

— Здравствуй.

— Ты ведь был на проводах?

— Был.

— Даже не подошел.

— Боялся спугнуть твою удачу.

Дальше — неловкое молчание. О чем говорить? «Как дела» — прозвучит, наверно, по-дурацки. Как дела — и так ясно. Да и вообще: противно беседовать в присутствии стукачей, которые по совместительству охранники…

Наконец, доктор улыбнулась:

— Капитан… есть чувство, что все будет хорошо.

— Да и так прекрасно. Добрых звезд тебе, Аня.

Развернулся и отправился к своей машине.

Се ля ви. Кто-то — на трассе, кто-то на обочине. Обычное дело.

Анна ушла из жизни Христо Ведова. Остались только шаги командора.

Кто бы мог подумать два года назад, что когда-нибудь это окажется так просто.

Так по-идиотски просто.

* * *

В ту ночь ему приснился Ганимед. День отлета домой, затем — предыдущий и так далее, будто кто-то прокручивал пленку от конца к началу. Шесть месяцев просвистели в обратном направлении, но, когда фильм откатился к первым неделям на планете, Христо заметил неладное. А именно: не было встреч с Чужими. Никто не ездил в Город брать образцы речи циклопов; никто не возил в муравейник слизней, искалеченных при падении метеорита, потому что

… циклопы не приходили в гости к людям, не ползали по крыше планетарного купола, потому что

… капитан Христо Ведов не угонял вездеход, не ездил к Чужим извиняться за случайную стычку, потому что

… стычки тоже не было, земляне не отправлялись в разведку на север — посмотреть на таинственный вулкан, потому что

… вулкана никакого не оказалось на предварительных снимках, потому что

— щелчок —

— следующий кадр выскочил куда-то за пределы фильма —

… экспедиции на Ганимед не было, а среди марсианских дальнобойщиков никогда не существовало капитана по имени Христо Ведов, потому что

… человек с таким именем не рождался на свет.

Христо проснулся с четким ощущением: все произошедшее — правильно, только оно должно было произойти с кем-то другим. Какая-то немыслимая накладка — и Христо Ведов оказался причастен миру, в который он не приходил, и судьбе, которая ему не предназначалась. Тогда бывший капитан понял: случилось необратимое. Он больше никогда не сумеет вернуть себе Землю. Сделать ее своей.

Может, это и было началом безумия. Смотря что считать безумием.

* * *

После проводов «Ганимеда» Христо вернули в изолятор.

Когда он вышел из машины и увидел знакомые ворота жилого корпуса, внутри все скрутило. Первый импульс был — броситься вперед и, пока не схватили, разбить голову об стену… «А если не успеешь? Или — не насмерть?» — «Тогда… пусть делают, что хотят». Несколько секунд заминки — исступление сменилось апатией: поздно, момент упущен, уже насторожились.

Бывший капитан внутренне подобрался и вошел в двери корпуса.

Все понеслось сначала: тесты — гипноз — наркотики — транквилизаторы — снова тесты — снова гипноз… Иной раз Христо казалось, что он сходит с ума. Следующий сеанс будет последним: подопытный сорвется, задушит консультанта, разобьет окно, выломает решетку и… все. Дело закончится лоботомией.

Но когда становилось совсем тяжело, появлялся кто-то другой — нерожденный, непричастный этому миру, спокойный и мудрый. Появлялся — и давал пленке задний ход, останавливал машину, летящую к обрыву.

Принадлежность двум мирам. Две реальности. Две души.

Так прошел год. Нерожденный появлялся все чаще и чаще. Начал задерживаться неделями. Перестал уходить совсем.