Убей-городок

В той, первой жизни наставником у меня был тоже Титанов, только происходило это значительно позже. К тому времени город наш уже был поделен на два района, и мы оказались в Индустриальном РОВД. В очередной раз пришла мысль, что тот, кто заведует нашими судьбами, по всей видимости, не особенно заморачивается на соблюдение всяких там мелочей. Подумаешь, произошло событие на год-другой раньше. Генеральная линия не нарушилась, ни потопа, ни землетрясения – и ладно! А может, он, вершитель этот, и вообще разницы не заметил. Может, у него в лаборатории форточка нечаянно открылась и пару событий незаметно выдуло напрочь?

Как бы то ни было, Титанов в тот раз вещал мне совсем другое. Он велел мне открыть сейф и, указав на изрядную стопу дел, говорил:

– Учись, студент! Вот это все, – указующий перст в сторону моих дел, – это брак в работе. Это, если можно так сказать, жертвы неудачных абортов. Этих дел не должно быть. Но они есть, и они будут пить твою кровь, жрать твое время, в том числе личное, и мешать тебе раскрывать свежие преступления. За них ты будешь постоянно получать бляхи от начальства. Почитай – сам поймешь. Они как плесень или как кролики, если тебе так понятней, умеют размножаться и требовать все больше твоего внимания.

Отдохнув после такого пафосного выступления с папиросой в зубах (честно сказать, и на пару со мной, нещадно смолившим в то время), Титан изрек:

– Значит, твоя задача – всемерно искоренять это зло. Тебе эти «глухари» не раскрыть никогда. Тут умы не чета тебе трудились. Сам потом увидишь, когда полистаешь. Вот смотри. – Он приоткрыл свой сейф, в котором на верхней полке аккуратно лежала незначительная стопка дел. – У тебя через годик должно стать примерно так.

Я не успел задать вопрос, а как же такой фокус сотворить, не раскрывая эти «глухари», как Титан прочитал его на моей физиономии и остановил жестом с плаката – растопыренная пятерня ладонью вперед.

– Всему свое время. Изучай пока.

Много любопытного я узнал тогда. Дела пестрели косыми резолюциями разных строгих проверяющих о необходимости всемерно активизировать работу, провести такие-то и такие-то мероприятия и обязательно проверить на причастность к данному преступлению вот этого фигуранта. Обычно указывалась фамилия какого-нибудь свежезахваченного злодея. Иначе сто лет каторги и выговор с занесением.

Но самое интересное: кому адресовались эти строгие выволочки? Да нашим нынешним непогрешимым начальникам! Взять, например, какое-нибудь дело хотя бы по сто восьмой части второй десятилетнего возраста. А в нем вся история, как рос, скажем, наш начальник розыска. Сначала он сам, будучи простым инспектором, халтурил и халявил, за что получал те самые строгие указания от вышестоящего начальства. А через пяток лет, глядишь, и сам уже строжит молодую нерадивую поросль и тоже фиксирует свое внимание к работе по раскрытию путем написания ЦУ (кто не знает – ценные указания).

Вторым откровением стали некоторые фамилии совсем даже не простых людей, которые подчас проскакивали в материалах. И не только в качестве потерпевших. Мне тогда пришла в голову мысль, что работа уголовного розыска окружена таинственностью не потому, что его сотрудникам, как Мальчишу-Кибальчишу, известна какая-то особая военная тайна, узнав которую враг сразу же победит, а совсем по другим резонам.

Составив пресловутую опись, я отдал ее Иванову и отправился к Златину сдавать дела. Нормальной процедуры, как и в уголовке, не получилось. Никто не сел напротив меня, не изучил акт приема-передачи, не проверил наличие всяких там дел, да и акта никакого не было.

На вопрос, кому сдавать дела, Златин лаконично ответил:

– Дела – Гусеву, заявления и запросы сам исполнишь. Мне передавать твои долги некому.

Что-то он ко мне сегодня неласков. Мне стало немного грустно. И даже – невозможно представить! – слегка жаль расставаться с должностью участкового.

Я уже подзабыл, как производилась передача дел на практике, в голове остались только представления о том, как это должно быть. Поэтому две сегодняшние процедуры приема-передачи выглядели для меня как разгильдяйство чистейшей воды. Но что же мне, спорить с начальством и пытаться доказать что-то свое? Спорить, конечно, я не стал.

Сумбурная суматоха переходных дней, вылившаяся для меня в половину недели, выполнение всяких там формальностей выбили из меня напрочь всякий дух послезнания. Меня шпыняли, дергали, направляли, перенаправляли и вообще всячески мной помыкали. Я даже на некоторое время почувствовал себя ничего не понимающим первогодком на службе, а какой-то двадцать первый век отошел на периферию сознания, как истаивающий сон. Да и было ли это? А тут еще эта квартирная серия и всякие «войсковые операции», с ней связанные. При этом старые заявления, которые я должен добить как участковый, и новые материалы о мордобойках и кражах, которые не удостоились чести перейти в уголовные дела и попали ко мне для отказа в возбуждении уголовного дела.