Мы обнаружили сей документ в вещах Рыбакова, а больше там ничего интересного и не было, за исключением изрядной пачечки разномастных купюр, перехваченных аптекарской резинкой. Я прикинул на глаз – наверное, год моей работы, если ничего не тратить. Не все, получается, наш герой на погибель свою Баранову оставил. А может, разжился новеньким по пути в Ярик.
– Ну что, понятые нужны. Алексей, пробеги по соседям, – распорядился Митрофанов на правах старшего по званию и по возрасту. («Это он так думает», – усмехнулся я про себя.)
– Да вы что, ребята! – побледнела хозяйка. – Помилосердствуйте! У нас же тут деревня почти. Все сто лет друг друга знают. И все, что тут происходит, тоже. Мало мне косточки поперемывали: одинокая с ребенком – нагуляла, значит, в подоле принесла. И еще всяко разно, говорить не буду как. Я-то ладно, обтерпелась уже, а дочке каково? Теперь вот еще и сумка с деньжищами. То-то соседям позудеть меж собой будет о чем.
Людмила выдохнула после своей тирады и посмотрела на нас с надеждой. Но, видимо, прочитала в наших лицах явно что-то не то, потому что укоризненно махнула рукой:
– И не думайте даже! Не могла я такого допустить. Мало ли что соседи болтают!
А мы и не думали.
Женщина быстро поняла свою ошибку и сконфузилась: лишку болтанула.
– Да сплетничают тут, будто бы дочка-то у меня от козла этого. Так вот и живу. Не пойдешь ведь каждому объяснять, что не верблюд.
Я посмотрел на своего напарника. Нам обоим явно была симпатична эта женщина, с таким нелепым обременением своей жизни в виде «братца» и невысказанной надеждой, возможно, хоть сейчас отвязаться от него. Ведь не зря же милиция, да еще из чужого города, по его душу пожаловала. О том, что мы не местные, Людмила догадалась сразу – говорок не тот, а мы и не считали необходимым скрывать, что прибыли из Череповца.
Так что из желания не доставлять женщине дополнительные хлопоты, мне пришлось потратить уйму времени и провести целую операцию по приисканию посторонних понятых, но оно того, по нашему обоюдному мнению, стоило.
Когда формальности были закончены, Митрофанов наметил нам очередную цель:
– Теперь в милицию. Где она тут у вас поближе?
Поближе, с подсказки Людмилы, оказался Красноперекопский РОВД.
По дороге Митрофанов поинтересовался у меня:
– И что ты по поводу всего этого думаешь? Дура баба?
– Конечно, дура! – согласился я. Но, подумав, добавил: – Только ты знаешь, Жека, она мне этой дуростью и симпатична: готова терпеть своего псевдобрата, потому что а вдруг?.. А нашему клиенту достаточно было услышать простенькую историю от кого-нибудь – и дело в шляпе.
– Ну-ка, ну-ка! – простимулировал мое красноречие Джексон.
– Да вот хотя бы. Некий человек рассказывает, что в сорок пятом возвращался с фронтовым товарищем домой. Расстались в Полоцке. Очень уж тот в свой Ярославль к жене любимой торопился. Ведь и не пожили еще толком до войны, и детей не завели. И вот этот рассказчик нашел потом через Горсправку своего боевого друга: фамилия у того уж больно заметная – Семибратов. Переписывались. Только пожил он недолго, раны фронтовые не позволили. Дочка вот малая осталась.
Митрофанов только повел плечами: мол, все могло быть.
А я продолжил достраивать версию:
– Вроде бы пустяк разговор, но ведь его вполне достаточно, чтобы построить на нем свою «братскую» легенду. А перепроверить все это каким-то образом для матери с дочкой нет никаких возможностей. А вот фамилия, – перебил я сам себя, – говорящая – Семибратова. Ни одного настоящего брата нет, зато этот гад за семерых невзгод принес.
И Джексон не стал со мной спорить.
В милиции нас приняли без фанфар: мало ли командированных с какими-то своими делами тут ошивается. «Урки» были любезней: предоставили стол в кабинете, телефон и справочник номеров подразделений милиции, да еще согласились отвечать на наши вопросы, если что. Парни понимали, что и сами могут оказаться по каким-то делам в Череповце. С их помощью, а больше сами мы через часок убедились, что человек по фамилии Рыбаков не содержится ни в одном подразделении и за последние двое суток не задерживался. В транспортной милиции, которой принадлежал пост в порту, о Рыбакове тоже ничего не знали.
Ситуация мутнела, удача уплывала из рук. От отчаяния мы навели справки в медицинских учреждениях. А вдруг злые милиционеры, задержав Рыбакова, из своих искаженных представлений о неотвратимости наказания тут же его зверски избили и в бессознательном состоянии определили в больницу как неопознанного? Но и здесь нас ожидало разочарование: таковых в больницах не оказалось.
Следуя той же логике, мы уже собирались звонить в морги. Но здесь меня смутило нечто в наших предыдущих рассуждениях. И этим «нечто» было слово «неопознанный».
– Ну-ка, Женя, вспомни: что сказала нам Людмила про хождение в порт? – испросил я у напарника.
– Что Рыбаков разговаривал с двумя милиционерами… – начал Джексон почти с нужного места.
– Та-а-ак, – поощрил я его.
– Она хотела подойти…
– Еще теплее…
– А он показал, чтобы она не приближалась.
– А почему? – задал я главный вопрос.