Митрофанова я нашел в кабинете у Савина. Надо было видеть физиономии обоих. У меня возникло ощущение, что сыщики готовы немедленно выпорхнуть в открытую форточку зарешеченного окна и умчаться творить великие дела, как говорил якобы сам себе который-то из Сен-Симонов (вроде как их двое было). Ребята бы, наверное, и умчались, но мое появление сдержало их порыв.
От меланхолической обиженности Савина, под знаком которой прошла наша последняя встреча, не осталось и следа. Наоборот, он решительно подошел ко мне с протянутой рукой и словами:
– Алексей, ты не дуйся на меня из-за той встречи. Понимаешь, встал не с той ноги, погода плохая, начальство не улыбнулось, некому гадкое слово сказать, а тут ты как раз. Короче, замнем для ясности?
Я с радостью замял. Давно знаю, что добиваться результата при натянутых отношениях ох как трудно. Да и мои собственные мысли в момент нашего разлада тоже были далеко не целомудренными.
Сыщики быстренько ввели меня в курс дела. Пока я, по их выражению, числился в дезертирах, начали поступать ответы на наши запросы.
Адлер ожидаемо отписался, что они полезной информацией не обладают, но непременно нацелят, ориентируют, проинструктируют и прочая, прочая, прочая. ГНИЦУИ сообщил, что представленная нами информация будет внесена в недавно созданную АИПС «Гастролеры», и сдержанно поблагодарил нас за оказание содействия в наполнении информационного массива. Тоже пустышка, в общем. Еще с десяток формальных отписок. Тут без обид, сами такие пишем во множестве, когда конкретной фактуры нет.
Зато Калининское УИТУ порадовало. Причем настолько, что начальство не поленилось туда гонца направить и даже машину выделили, у «ночников» отобранную. Ездил Савин, его же мокруха все-таки. С его слов картина вырисовывалась следующая.
Сидел в одной из Калининских колоний с колоритным названием «Ванькин мох» деятель, очень на нашего фигуранта похожий. Фамилия – Рыбаков, и сам рыбак в прошлом, за треской ходил. Потом перестал, потому что начал ловить не треску в море, а рыбку в мутной воде, за что и сел первый раз – за спекуляцию. После освобождения спекулировать стало нечем, и вторая ходка была уже за серию квартирных краж. Промышлял в той же Калининской области, сведений о череповецких контактах того времени не имеется. Как ни удивительно, при всей изобретательности попался с поличным. Просто один из потерпевших не вовремя вернулся домой, а поскольку был в очень хорошей физической форме, то сначала дал хорошенько непрошеному гостю, а потом скрутил и сдал в милицию.
О затее с письмами зоновские опера, конечно, знали, но не препятствовали, исходя из того, что чем черт не шутит, может, устроит сиделец свою личную жизнь, а там, глядишь, и полноценным членом социалистического общества станет. Чего ж тут плохого? Здесь, конечно, опера лукавили, потому что были прекрасно осведомлены, кто эти письма Рыбакову сочинял. У них там один старый зэк тянул свой немалый срок за спекуляцию, а поскольку к труду на производстве был не особо годен, оказался приставлен к библиотеке. Он-то как раз и искушал от имени Рыбакова доверчивую Веру Антонову страстными любовными посланиями. А потом ее ответы подвергались громкой читке в кругу допущенных в эту тему сидельцев под их веселое ржание. Какая-никакая, а все-таки развлекуха. Занятие, с точки зрения тамошних оперов, видимо, не самое опасное, вот они и смотрели на это дело сквозь пальцы.
– Но, – Савин воздел указующий перст к небу, то есть к потолку, – у Рыбакова была переписка еще с одной женщиной…
Он сделал паузу, видимо, в расчете на барабанную дробь, и сообразительный Митрофанов тут же ее изобразил ладонями по столу.
– …из Ярославля!
– Что, еще одна невеста? – поинтересовался я.
– Скорей всего, нет, – ответил Савин. – Это какая-то старая знакомая, любовью здесь и не пахнет. Редкие письма, привет-привет, у меня все нормально. Похоже, так, на всякий случай контакт поддерживает.
– Она-то хоть жива? Или, может, тоже того? – решил уточнить я.
– Да мы уже поинтересовались осторожно через тамошний загс. По месту жительства никого беспокоить не стали: а вдруг наш клиент там, у этой дамы? Так вот, факт смерти не зарегистрирован. Жива, стало быть.
– А кражи квартирные по такой же методе, как у нас, не случались ли?
– Обижаешь, начальник, – вмешался Митрофанов. – Поинтересовались. Только в этом Ярославле сам черт ногу сломит. Воруют все, что плохо лежит, но на серию ничего не смахивает.
Эстафету моего погружения в обстановку принял Савин.
– У нас теперь фото, – начал он загибать пальцы, – словесный портрет, подтверждение татуировки, полные биографические данные и пальчики нашего клиента. И наш Баранов его уже опознал. По фото, естественно. А чтобы ему легче вспоминалось, перед опознанием Евгений Валентинович провел с ним разъяснительную работу. После прошлой встречи очень его Баранов уважать стал.
Евгений Валентинович скромно наклонил голову в знак признания своих заслуг.
– А еще у нас теперь есть некая дама, с которой очень полезно покалякать без привлечения ярославских коллег, – добавил он.