Ну а что теперь? Иметь в «глухарях» покушение на кражу, при котором ущерб не наступил, – это несмываемый позор для любого подразделения милиции и свидетельство неквалифицированной работы его сотрудников. Красная цена такому происшествию – отметка в журнале о том, что «разобрались на месте». Правда, прокуратура не любит таких отметок и вечно в своих представлениях указывает на необходимость искоренить подобную практику. Им, прокурорским, очень хочется, чтобы милиция своими руками себя на эшафот тащила и все свои огрехи в работе сама скрупулезно фиксировала. Только дураков у нас нет. Почти тут же сделал я исключение в отношении зарегистрировавшего этот дурацкий рапорт дежурного.
Значит, теперь брать ноги в руки и шлепать в магазин, чтобы взять объяснение с продавцов, а самое главное – с завмага. Так что беру и шлепаю.
Женщины мне знакомы, улыбаются, пожимают плечами. Интересуюсь: а почему дверь-то в подсобку оказалась открыта? И кто конкретно отвечает за безопасность вверенного имущества? Вздыхаю: мол, девушки, я вас всех очень люблю, но теперь придется писать «телегу» в Горпищеторг. Понятное дело, что милиция должна преступников искать, но ведь и двери следует изнутри запирать! Напоминаю, что в нашем уголовном кодексе есть еще и статья под номером сто, которая подразумевает ответственность «за недобросовестное отношение к охране государственного или общественного имущества».
Вот тут завмага понять можно. Дилемма: с одной стороны, неизвестного злоумышленника, что пытался украсть из ее магазина муку, наказать бы надо, с другой – плюху от вышестоящего начальства получать не хочется.
В конце концов финалом трудного разговора является документ от директора магазина о том, что все ТМЦ на месте, с персоналом проведена беседа о необходимости всемерного обеспечения сохранности социалистической собственности и т. д. и т. п. Теперь можно эту бумагу вкупе с моим рапортом представить начальнику для списания в наряд и вернуться к разговору о днях для поездки к родителям.
Спасибо Семенову, он в очередной раз подтвердил, что хозяин своему слову. И вот я приступил к исполнению предсказания цыганки о приятной поездке.
До Вологды доехал на пригородном поезде, который у нас «шпионом» зовут, так медленно он крадется с остановками у каждого столба. А иначе никак. По субботам взять билет на автобус почти нереально, кассы берут штурмом. Зато успел перескочить на поезд, идущий до Данилова. Час езды до станции Волоцкой, а там по шпалам. Но два километра до нашей деревни Столбово – ерунда. Шел и думал, что последний раз я шел так лет… пятьдесят назад. Нет, наверное, чуть поменьше – сорок шесть или сорок восемь. И ничего, и плевать, что мне на самом-то деле шестьдесят пять, да и одышки нет: курить бросил.
Ну вот и моя деревня. Суббота, но отец на работе: он у меня ветеринар, поэтому его могут выдернуть в любое время. Зато у матери, что работает почтальоном, выходной. Опять-таки, какой выходной, если живешь в деревне? Корову с утра подоить, выпустить в стадо, на огороде еще дела остались, да и дома – делать не переделать.
У нас в семье как-то не приняты ни объятия, ни поцелуи. Но все-таки мама не удержалась, обняла своего непутевого сына. А я, если раньше бы засмущался, отстранился бы поскорее, то теперь просто стоял и молча гладил по спине свою мать. Нет, все-таки маму. Ту самую, которую похоронил много лет назад, которая лежит в земле рядом с отцом, а я каждый год приезжаю на кладбище, чтобы навестить их могилы.
Нет, мама живая. Настоящая. А еще удивительно молодая. А как же ей не быть молодой, если ей всего-то сорок пять лет? Я нынешний старше ее на двадцать лет. Как-то даже неловко называть молодую и красивую женщину мамой.
Чтобы скрыть смущение, пробормотал:
– Мам, а я гостинцев привез.
Принялся выгружать из сумки и сгущенку, и «Птичье молоко», и пошехонский сыр.
– Лешка, а чего ты тратился-то? Ладно еще конфеты, их только у вас такие вкусные делают, а сыр-то да сгущенку и нас продают, – покачала головой мама.
Ну да, ну да. Что-то у меня малость сдвинулось в черепушке. Год-то нынче не восемьдесят шестой, а только семьдесят шестой, и в магазинах пусть и нет такого изобилия, как в двадцать первом столетии, но все вполне себе неплохо. И в нашем сельпо все есть.
– Лешка, я как чувствовала, что ты приедешь, пирогов напекла! – радостно сказала мама. – Умывайся, в бане вода еще теплая должна быть, вчера топили. А потом кормить тебя буду. Только всю воду не трать, отцу оставь. Его еще спозаранку на ферму вызвали: корова в Стеблеве растелиться не может.
Странно. В деревне Стеблеве – от нас это километров двадцать – тоже имеется ферма, но там и свой ветврач есть. Почему отца-то вызвали?
Мама выдала мне чистые трусы и майку, и я отправился в баню.
Вода, правда, была еле теплая, но все равно вполне нормально, чтобы сполоснуться.
Вышел в предбанник. Раздался стук в дверь.
– Леша, ты оделся? Я тебе спортивки принесла и рубашку.
– Ага, – отозвался я, спешно натягивая трусы.