Убей-городок

Такой смены декораций Баранов явно не ожидал, и похоже, что весь его настрой относительно линии собственного поведения на допросе накрылся медным тазом. От намеков на достоинство не осталось и следа. То, что он услышал, несомненно, означало: этот страшный мужик знает все и даже больше.

И Баранов, с трудом овладевая пляшущими в каком-то диком танце губами, прошепелявил:

– Эт-т-то чудовишч-ч-ная ош-шибка!

На большее у него не хватило сил. Не каждый день из банального хулигана в один момент превращаешься в убийцу.

А Джексон нагнетал:

– Не бзди, Димон! Ты кто был? Баклан позорный! А теперь – уважаемый человек, двоих замочил. Баба-то та беременная была. А за двойную мокруху в нашем государстве – смертная казнь. Все как положено! Будешь сидеть как кум королю! – Тут Джексон сделал страшные глаза: – Ой, про кума-то у меня зря вырвалось. Ну, по-другому скажу: в уважении и почете сидеть будешь, пока лоб зеленкой не намажут.

Митрофанов участливо взглянул на Баранова.

– Я тебе вот что скажу. Будь мужиком, веди себя достойно. Никаких показаний нам не давай. Так сегодня и напишем: от дачи показаний отказался. Лады? Сокровища твои мы нашли – сам уже, небось, понял? И причину рывка знаем: следы заметать бегал. Так что нам от тебя ничего и не надо. Быстренько дело закончим, улики налицо. Завтра к тебе прокурор придет, следователь то есть. Так ты ему так же: отказываюсь, мол, от показаний. Имею право: не свидетель какой-нибудь, а убивец. И в камере тебе респект и уважуха будет.

Про «респект и уважуху» – это Джексон у меня научился. Когда я его успел научить, уже и не помню. Но Женьке понравилось.

Он повернулся ко мне:

– Алексей Николаевич, оформите, пожалуйста, отказ от дачи показаний, чтобы все было как положено. Да и пойдем уже. И так все ясно.

Я достал лист бумаги и начал заполнять «шапку» объяснения: я, инспектор уголовного розыска… Дальше писать ничего не стал, понимая, что не для того заводилась вся эта комедия. Баранов, видя мои действия и не соображая, как словами можно выразить свое несогласие с происходящим, попробовал этот листок у меня из-под руки вытащить.

То было и надо. Митрофанов тут же вернул себе инициативу:

– Что, Димон, не согласен? Имеешь важную информацию? Хочешь чистосердечно раскаяться? Что ж, добро! В Советском Союзе не только суд, как говорил один знаменитый персонаж, но и милиция самая гуманная в мире. Будешь вести себя правильно – зачтется. Расскажешь?

– Расскажу, – глухо сказал Баранов, и из него полилось.

Из путаного монолога Баранова, которому и попить, и покурить дали, чтобы успокоился, получилось следующее.

Недели две назад, незадолго до своей неудачной хулиганки, он познакомился у пивной палатки с одним «кентом». Попили пивка, он предложил продолжить. Взяли, что надо. Платил «кент», и видно было, что он при деньгах.

Тут вмешался Джексон:

– Димон, а что ты все «кент» да «кент»? Имя у твоего «кента» есть? Так и говори – Анатолий. Или Толян. Как ты там его звал?

Это был блеф, но очень удачный. Баранов взглянул на Джексона с испугом, и в глазах его читалось: ну, раз вы и это знаете… Я бы не удивился, если б у Баранова проскочила и другая мысль: а может, Анатолий тоже задержан и кормит клопов в соседней камере?

Дальше рассказ Баранова выглядел так. Пошли на бережок. А что, погода теплая, самое то. Тут он на бережку и сказал, что вода – это вроде как его стихия. Баранов спросил: моряк, что ли? Он ответил, что, мол, типа того. Мужик суровый, пьет много, но не пьянеет.

Потом еще пару раз встречались. И вот на третьей, пожалуй, встрече, сказал он, что ему переночевать негде: так получилось, баба из дома выгнала. Какого числа дело было, Баранов не запомнил, пил тогда много, но где-то в первых числах сентября. Он и предложил по пьянке-то дачу родительскую для ночлега. Знал, что стариков там быть в это время не должно.

Тогда Анатолий этот исчез куда-то на часок, а потом вернулся со свертком. На даче снова пили, а утром «кент» попросил похранить сверток, пока он за ним не заглянет снова. Что в свертке, смотреть не велел, иначе рога обломает. Он вообще страшный человек: как глянет иной раз – до самого нутра пробирает. И спорить с ним в такие минуты совсем не хочется. Баранов дал ему свой адрес, на том и расстались.

А что в свертке – ну как же не посмотреть? Может, там отрава какая? Посмотрел, а там в одном пакете деньжищ куча, а в другом – золото: и серьги, и цепочки, и кольца с перстнями, много всего. Не по себе стало: про кражи-то в городе только глухой не слышал. А не выполнить поручение еще страшнее, уж больно суровым этот его новый знакомый оказался. Да и сидел раньше. Баранов, сам немного посидевший, это вмиг распознал. За что, не говорил. Нет, никаких татуировок у него не видел, ни церквей, ни куполов. Только на руке якорь, вроде на левой.

Когда увидел содержимое пакета, стал думать, куда все это хозяйство деть. Никак не придумывается, да с бодуна-то еще. Сунул пока в диван, хотел потом перепрятать, да сам неожиданно сел. Новый приятель деньжонок-то за услугу немного оставил, вот и пошел вразнос.