Убей-городок

– Стало быть, поездка неминуема? – проявил я проницательность.

– А как же! – синхронно отозвались сыщики.

Ну что же, раз уж у нас теперь столько фактуры, пора, действительно, переходить к активным действиям.

За остаток рабочего дня нам с Митрофановым успели оформить командировочные и даже дали немного денег, начальство заботливо нас проинструктировало и благословило на подвиги.

Билетов на вокзале, конечно, не было, но терять сутки нам не хотелось, и поздно вечером мы нахально забрались в общий вагон московского поезда, светанув удостоверениями и обнадежив проводницу, что едем до Вологды. Та собралась было робко протестовать, что поезд межобластного значения и по удостоверению нельзя, но Митрофанов был очень убедителен.

Хорошо, когда билеты без мест: занимай любое, на какое наглости хватит, никто не скажет, что это его место. Именно об этом я размышлял, робко пристраиваясь шестым на вагонную лавку, и вспоминал о прелестях путешествия в купе категории СВ. А Женька ничего, как тут и родился. На подъезде к Вологде он куда-то смылся, а вернувшись, шепнул, что все нормуль и до Ярославля проводница не будет приставать к нам с глупыми претензиями.

Так и вышло. Да еще после Вологды народу поубавилось, и мы смогли даже немного вздремнуть, притулившись друг к другу. Однако, выйдя на перрон в сырое сентябрьское утро, подумали, что поезд мог бы прийти и чуть попозже, чтобы высадить нас в более приятной атмосфере.

Мне всегда нравился Ярик, как в последние годы панибратски стали его называть сначала люди помоложе, а за ними и все остальные. Для меня он был как благородный сад, за которым почему-то уже давно перестали ухаживать. Цивилизация и запустение каким-то невероятным образом умудрялись мирно сосуществовать и придавали городу свой шарм, который, подозреваю, был по душе далеко не всем. Даже сегодня, несмотря на сырость, он показался мне каким-то пыльным.

Даму Рыбакова мы решили проведать не дома, а на работе, благо работа эта находилась не у черта на куличках, а в поликлинике, неподалеку от места ее жительства. Известный нам адрес на Второй Бутырской улице был, скорей всего, частным домом, поскольку не содержал упоминания о квартире. А соваться в частный дом, «не зная броду», – дело неправильное.

Людмила Семибратова оказалась достаточно приятной женщиной чуть за тридцать, с усталым, несмотря на ранний час, лицом.

– Мы к вам по поводу Рыбакова, – без обиняков заявил Митрофанов, когда мы уединились в каком-то закутке около регистратуры.

«А чего ухо вялить?» – просигнализировал он в ответ на мою недоуменную физиономию.

Но и ответ нашей собеседницы оказался хорош, под стать реплике Джексона.

– Так вы же его уже взяли! – с некоторым удивлением произнесла она. – То есть ваши.

Теперь пришел черед удивляться нам.

Но Митрофанова этим было из колеи не выбить.

– Ну и взяли, – небрежно заявил он. – Теперь вот очередь до вас дошла. В том смысле, что пора вам все рассказать.

– Да я бы собственными руками его задушила, – устало произнесла женщина. – Всю жизнь мне исковеркал.

– Так за чем же дело встало? – жизнерадостно спросил Митрофанов.

– Так ведь брат он мне вроде как получается. Немного.

Что тут скажешь? Утро началось с сюрпризов.

– Как это, – синхронно удивились мы, – немного брат?

– Да появился он в нашем доме лет десять назад. Спросил меня. А мы дома с мамой вдвоем только и были. Отец к тому времени уже умер. Так вот, вызвал он меня из дома на улицу и говорит: «Ну, здравствуй, сестренка». И рассказывает историю: мол, от матери, незадолго до ее смерти, узнал, что отцом его является… И тут он называет фамилию, имя и отчество моего отца. Дескать, время было бурное, суматошное: как же, Победа! Отец с войны возвращался, и тут у них с его матерью скоротечный роман и случился. И было это в Белоруссии, в Полоцке. И неважно, мол, скоротечный или нет, если от него я получился. И в грудь себя тычет, а у самого слезы на глазах.

Мы с Женькой переглянулись. Нет, неслучайно наш клиент эпистолярную любовь себе завел с Верой Антоновой. Нутро у него такое – женщинам лапшу на уши вешать.

– В тот-то раз он ушел быстро. Обещал попозже заглянуть, когда мы с новостью такой сживемся. Сейчас, сказал, не время еще для родственного общения. А я, дура, матери тут же все открыла. Да и как было не открыть, если я вернулась, а на мне, что называется, лица нет. Мать тогда эту новость тяжело восприняла. Утешает меня, что враки все это и парень этот аферист какой-то, а сама пригорюнилась. А потом через какое-то время и говорит ни с того ни с сего: а Семен-то про какую-то задержку в Полоцке и вправду упоминал.

Я взглядом просигнализировал напарнику: раз уж начал солировать – продолжай. И тот продолжил.

– Да, Людмила Семеновна, это чрезвычайно интересно, но вы нам сейчас лучше про последний приезд Анатолия расскажите.

И Людмила стала рассказывать. А я смотрел на нее и совершенно непрофессионально верил в ее искренность. Давно, видимо, лежал этот груз у нее на душе без возможности хоть с кем-нибудь разделить его тяжесть.