Тощая планшетка разбухла от бумаг и уже звала в дорогу, а именно – на участок. Но для начала я отправился в наш уголок – иначе назвать кабинет участковых в отделении было просто невозможно. Сложный пространственный объем, соответствующий примерно неправильной пятигранной призме, два стола и шкаф с ячейками – вот и все. А на робкие замечания участковых, что тесно здесь, привычный ответ: а твое место на участке и на опорном, так что не бузи.
В кабинете никого не было, даже старшего профилакта Валентина Гусева. Он со своими делами на поднадзорных и тунеядцев привык считать кабинет своим, а приходящих участковых – досадной помехой. Мне вспомнилось, что вот где-то в это время своей первой жизни я тайно мечтал занять эту должность. Чтобы не по улицам бегать, а иметь оседлость и важность, а также, что греха таить, и некоторую власть над участковыми. Ну чистый дурак, ей-богу! Став со временем поумнее, я понял, что должность эта тупиковая и шагнуть с нее можно разве что опять в участковые. Кстати, с Валентином Гусевым именно так и произошло. Ну совсем неинтересная жизнь – несколько раз повторять одно и то же.
И тут мне подумалось: а тебе-то, дружок, сейчас не это ли предстоит? Только в более захватывающем и фантастическом варианте. Вот-вот, не смейся над другими!
Заглянув в шкаф, я в своей ячейке кроме разных не очень важных бумаг обнаружил записку Гусева о том, что надо приготовить для проверки тетради поквартирного обхода. Вот это да! Меня-то за что? Участковым давно известно: если начальство соберется на тебя накатить, а наглядного повода нет, проще всего ему потребовать эти тетради. Там всегда найдется к чему придраться.
Поквартирный, а в деревянном секторе города подомовой обход – нудная обязанность каждого участкового инспектора. Амбарные книги, или общие тетради, в которых фиксируется эта работа, бережно передаются от одного поколения участковых к следующему, от предшественников к последователям. По идеальному замыслу изобретателя этой формы работы, участковый должен побывать в каждой квартире, в каждом частном доме на своем участке и оставить в соответствующем журнале исчерпывающую запись о тех, кто там живет: чем занимается, как характеризуется и прочая, и прочая, и прочая.
Да, подумал я, вот время какое было! Жильцы без боязни открывали дверь милиции, а не кричали изнутри: «Валите отсюда, менты поганые, мы вас не вызывали». На просьбу назвать фамилию называли ее, а не кривили губы: «В чем вы меня обвиняете?» А иногда и чаем угощали. И участковый между делом узнавал много полезного, да и сам становился знакомым людям. Иной раз можно было и большую драку унять, даже будучи «по гражданке», если тебя опознали как участкового.
Однако почему я думаю об этом с грустью и в прошедшем времени? Опять перепутал времена? Вот же именно сейчас тебе предоставлены все возможности. Отдайся с любовью поквартирному обходу – и будь счастлив.
Но как же противоречив человек! Я же знаю, что вместо этого я возьму пару тетрадей, расчерченных под квартиры, и отправлюсь… в домоуправление. Попрошу девушек выдать мне картотеки на парочку «моих» домов, посижу пару часиков за перенесением сведений из них в свои талмуды. Когда проверка на носу, не время заниматься поквартирным обходом, надо втирать очки, пока не попал под раздачу. Ни за что ни про что, кстати.
Я уже выходил из отделения, намереваясь намылиться на участок и приступить к делам – книги учета! – как меня окликнули:
– Леха, привет.
О, Джексон! Стоит рядом с мусорницей. И отчего-то грустный, что, в общем-то, не в его стиле.
Подошел к Евгению, поздоровался с опером за руку:
– Привет. Ты чего тут?
– Леха, дай сигаретку.
Странно. Женька никогда не курил. Я чуть было не полез в карман за сигаретами, но вспомнил, что и сам теперь не курю. В той жизни уже лет десять, если не больше, а здесь месяца два, не меньше.
Пришлось развести руками и чуть виновато улыбнуться:
– Так завязал я с этим делом…
– Щас, подожди, – буркнул Джексон и пошел в здание. Видимо, решил у кого-то стрельнуть.
Митрофанов появился минуты через две, с зажженной «беломориной» в зубах. Неумело затянулся, скривился, потом закашлялся.
– Ты же не куришь вроде? – хмыкнул я.
– Закуришь тут… – сказал Евгений, опять делая попытку набрать дым в легкие. – А ты что, новость не знаешь?
– Какую?
– А такую… Петька Кожевников твоего Бурмагина выпустил. Я-то его собирался еще немножко поколоть: не было ли у него в хате одного субчика (он мне нужен по одному делу)? А мне говорят: мол, трое суток истекло – отпустили. Я следаку звоню: мол, Петр Семенович, что за дела? А он: нет оснований у прокурора санкцию на арест брать. Дескать, доказательной базы не хватает, судебной перспективы у уголовного дела нет, дело приостанавливаю. Обыск на квартире ничего не дал, орудие преступления не обнаружено, а на одних только показаниях подозреваемого обвинение предъявлять нельзя. Ладно если бы Воронцов своего обидчика запомнил, так ведь нет, не помнит. Мол, отыщешь свидетелей, орудие преступления найдется со следами крови, дело и возобновить можно.