Убей-городок

Я согласился помочь страдающему товарищу по оружию. Петька сам был недавним участковым, и процессуальная работа без нарушения установленных законом сроков у него пока получалась плоховато. Но вот насчет моей «незагруженности» он сильно погорячился. Секретарь отделения Тамара Гавриловна, к которой я заглянул следующим делом, вручила мне кипу всяких запросов, только успевай расписываться.

Сегодня я получил задание проверить претендента на работу в милицию, за ним следовал будущий охотник, желающий иметь ружье, предстояло раскрыть кражу придверного половичка у одной старушки и еще много разнообразных и не менее захватывающих дел.

А еще три заявления от граждан. Одно было обычное (я пробежал его глазами по диагонали) – сосед по коммуналке жизни не дает. А вот второе…

Второе заявление было адресовано «Самому главному милиционеру на улицу Бульварную». Уже одно это обещало неслабую интригу. А когда я увидел регистрационный номер Р-36, в душу закралось нехорошее предчувствие. Взглянул на прикрепленный к заявлению конверт – так и есть, от Романова Семена Семеновича. Я мысленно застонал.

Заявление было старательно оформлено мелким почерком на четырех двойных тетрадных листах. В нем до сведения «самого главного милиционера» доводилось, что марсиане, пребывая в злодейском сговоре с сатрапами из КГБ, тайным магнитом просвечивают его мозги в намерении выведать государственные секреты. На последнем листе размещалась красочно оформленная схема, из которой следовало, что осиное гнездо злоумышленников располагается где-то между переулком Ухтомского и Альфой Центавра.

Семен Семенович Романов был старичком совершенно безобидным. Только вот после недавней смерти жены оказался совсем одиноким и немного заблудился в этом своем одиночестве. Жаль его, конечно, но и себя тоже. Ответ на это волнующее заявление я мог бы тут же состряпать, как говорится, левой задней ногой без использования мозга. Но! Любое заявление не будет считаться надлежаще рассмотренным, если в материале не окажется объяснения заявителя. Это значит, что мне придется отправляться к Семену Семеновичу в гости. А он так просто своих то ли гостей, то ли жертв не отпускает, пока во всех подробностях не поведает о новых обстоятельствах ранее изложенных им сведений. А если пренебречь гостеприимством и позорно бежать, то следующее обращение к «самому главному милиционеру» будет уже о тебе, болезном.

Я взглянул на разнокалиберные косые резолюции в верхнем левом углу заявления. Они все предписывали нижестоящим инстанциям тщательно разобраться и принять исчерпывающие меры. Мне отписывать это заявление было некому. Получалось, что «самый главный милиционер» теперь я. Вот ведь, все всё понимают, думал я. А подписать на заявлении: «Списать в дело без рассмотрения» – кишка тонка. Ибо вдруг приедет какое-нибудь начальство или прокуратура нагрянет с проверкой соцзаконности, и даже если ничего крамольного не найдет, то на примере одного этого заявления вполне может сделать вывод о бездушном отношении к гражданам, в то время как оно должно быть исключительно вежливым и внимательным. И начальнику накрутят хвоста. Вот начальник и думает: пусть лучше хвоста накрутят участковому. Я сам и накручу.

А третье заявление нам переслали из редакции газеты «Коммунист». Та-а-ак, что там? Ага, опять от гражданина Виноградова. Бумага, как и в предыдущем случае, изобиловала резолюциями начальства: сначала начальника горотдела, потом отделения и, наконец, Златина. И всё на одного меня, бедного.

Вообще запросы из органов печати стояли на особом контроле и требовали недельного рассмотрения. И не дай тебе бог этот срок нарушить. Да и начальство не позволит: среди ночи поднимут, если не выполнил ко времени. Но тут все ясно, и можно отвечать, не выходя из кабинета. Гражданин Виноградов сигнализировал, что его сосед Петров – прожженный тунеядец и подлежит уголовной ответственности в соответствии со статьей 209, часть первая, Уголовного кодекса РСФСР, а милиция попустительствует и покрывает этого антиобщественного элемента.

В редакции долго не задумывались: раз тунеядец, значит, бумагу в милицию. При этом все прекрасно знали (и в редакции, кстати, тоже), что тунеядец Петров является инвалидом, имеет пенсию и уголовной ответственности не подлежит. Его беда заключалась лишь в том, что он собирал бутылки, чтобы хоть чуть-чуть прибавить деньжат к своей ничтожной пенсии, и это обстоятельство, по мнению автора обращения, оскорбляло высокое звание советского человека. Знали все и сутяжное нутро гражданина Виноградова, а посему предпочитали найти крайнего, которому и придется принять все ядовитые стрелы пасквилянта на себя. Этим крайним был я.

Тамара Гавриловна сочувственно посмотрела на меня, когда я расписывался за получение этого «шедевра». Может быть, она тоже думала, как я.