Убеждение

— Можно к вам, Константин Дмитриевич?

На пороге — Алексей Потехин, ученик-ярославец, блестяще окончивший весной Ярославский лицей с серебряной медалью.

Через несколько лет он, автор многих романов и пьес, станет популярным в России писателем. Но через несколько лет станет известным всей образованной России и имя Ушинского. В тот же ноябрьский вечер 1849 года, когда двадцатилетний Потехин разыскал в Питере своего бывшего преподавателя, желая выразить ему уважение и сочувствие, каждый из них говорил о будущем, не зная толком, что его ждет впереди.

Визит Потехина заставил еще острее ощутить утрату любимой преподавательской работы! И словно спохватившись перед опасностью пассивно предаваться отчаянью, Ушинский берет себя в руки: «Да не будет так! Если я не вооружусь твердой волей, то погибну посреди этих обломков, сделавшись пустым человеком, тем более жалким, что воспоминания никогда не оставят меня».

Он идет к профессору Редкину.

Профессор Редкий, уволенный из Московского университета, нашел пристанище на чиновничьей работе.

— Не будем строить иллюзий, дорогой коллега, — сказал Редкин, — сейчас не время честным педагогам. А в душе я остаюсь педагогом. Заметьте, не юриспруденция, но именно педагогика отныне цель моей жизни.

— А меня влечет журналистика, — отвечал Константин Дмитриевич.

— Прекрасно! — воскликнул Редкин. — Должность чиновничья малопривлекательна, четыреста рублей в год — плата мизерная для образованного человека. Зато вы будете иметь предостаточно времени для своей журналистики. Соглашайтесь!

19 декабря в понедельник, ровно через три месяца после ухода из Ярославского лицея, Константин Дмитриевич вступил под своды департамента духовных дел инославных вероисповеданий, чтобы занять место младшего помощника столоначальника. В тот же день он записал в дневнике:

«За дело! за дело! Чтобы не разбивать сил своих, я решительно займусь только одной статьей для Географического общества. Сегодня непременно к Милютину за книгами и, если достану записку, сегодня же и к Шварцу, если же нет — то зайду хоть в публичную библиотеку. Снова — самое строгое наблюдение над собой, над своим характером и способностями».

И дальше — как своеобразная клятва самому себе — фраза, которую хочется выделить особо:

«Сделать как можно более пользы моему отечеству — вот единственная цель моей жизни, и к ней-то я должен направлять все свои способности».

…Он исправно ходит в департамент, составляет требуемые бумаги, иногда даже берет казенные папки домой, работая внеурочно, лишь бы высвободить часы для журналистской деятельности. Чиновничий быт угнетает его, стоном стонет душа, наполненная отвращением к служебной суете, мало радости приносит и вся окружающая жизнь. Боль сердца вызвала расправа правительства над петрашевцами. Глухо говорит об этом лаконичная дневниковая запись 22 декабря: «В 9 часов утра происходила на Семеновском плацу страшная сцена объявления приговора 23-м человекам политическим преступникам».

«О, зачем я один? Тяжело бороться одному против усыпления, заливающего со всех сторон».

Общение с друзьями было для него всегда условием истинного счастья. А где сейчас университетские товарищи? Где лидейские единомышленники?

Всем существом рвался Ушинский из каменного мешка-города к любимой природе, к свежей сельской жизни. Он с радостью принимает предложение начальства — поехать в длительную командировку, и в течение девяти месяцев изучает в Черниговской губернии сектантские группы.

Он гостит в это время у отца, бродит по окрестностям Новгород-Северского, встречается с детством. Уже нет на прежнем месте дряхлой гимназии с башенкой. Построено новое здание — каменное, двухэтажное. И не осталось в гимназии ни одного из прежних учителей, за десять лет сменились все… Тихо доживал в Турановке свой век Тимковский — через год придет весть о его кончине. Не увидел Ушинский никого из тех, с кем кончал гимназию. Друг детства Михаил Чалый учительствует в Киеве…

«О, зачем я один! — опять с горечью взывал Константин Дмитриевич, блуждая по милым новгород-северским кручам. — Мой разум и мое сердце просят товарища!»

Но на этот раз жизнь оказалась к нему сказочно милостивой. Совершая прогулку, он встретил на полевой тропинке девушку. Надя? Неужели Надя Дорошенко — девочка с хутора Богданки? Он увидел ее впервые более десяти лет назад, тогда ей было всего одиннадцать. Как же она изменилась!

С этого мгновения они почти не расставались.

Рукой Ушинского в альбом Нади Дорошенко записаны строчки:

Нам разный путь судьбой назначен строгой.
Вступивши в жизнь, мы быстро разошлись.
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.

Он посвятил ей не только это стихотворение. И в конце концов поверх одного, помеченного 15 сентября 1851 года, Надежда Семеновна написала: «Я согласна».