Убежища (СИ)

Тогда Антон засеменил быстрее. Базиль, задрав хвост, обогнал его. Вскоре пропала необходимость в огарке. Антон говорил Бенедикту, что свет расползся по стенам, как плесень, а потом появился световой коридор, и из него выбухало полушарие белого света, довольно тусклого. Пол пошел под уклон, и последние шаги парень проехался на ступнях, а кот уже был внизу, на травке. Антон же приложился копчиком о какое-то железо. Что было дальше, он так и не решил - то ли ландшафт перед ним прояснился, и туман унесло, то ли он сам ушел куда-то далеко. Так или иначе, память об этой дороге ему не понадобилась, как и полтора огарка сальных свечей. Прогремев по ступенькам из дырчатого железа, он прошел через мостик и поднялся на куда более высокую террасу; все это было из толстого железа, и перила с решетками тоже (такого нелепого транжирства в Гаммельне не позволил бы себе даже самый тщеславный купец). Справа все затянул туман - даже и не туман, а целое плотное облако, а слева видно было стену из нетесанного известняка, и в ней проела пещеру вода. Чуть впереди было еще самое меньшее два жерла, но Антон выбрал это, и кот пошел за ним. Он говорил, что не слышал там детских шагов. Но пошел именно влево, потому что справа ничего не было видно.

И - да! Шагов не было слышно, потому что мальчишка крался. Антон не забыл ни его пропорций, ни того, что в помещениях у Крысолова почему-то начинаются судороги - так рассказывал ему дядя, пьяница Пустельга. Он не соврал. Здесь, прямо у входа, был тронный зал, но и по расположению, и по поведению Крысолова он куда больше напоминал уборную. На высоченном троне сидел мальчишка в бесцветной одежде, его тапочки торчали, и его корчило, а спинка трона уходила куда-то ввысь. Базиль уселся поближе к нему и начал кого-то выслеживать. Тогда посмел подойти и Антон.

Сначала он думал, что нашел не того - судороги могли замучить и гномьего короля, так? Схватившись за каменный подлокотник трона, он разглядывал старикашку, лилипута. Личико сморщенное, бороды нет, усики как паутинки. Живот старикашки выбухал и спадал неровно, не в такт дыханию. По животу словно бы проходила волна, и не так мощно, как это бывает при непроходимости кишечника. Уродец сначала раскрыл рот, потом сплюнул, и тут Антон увидел, что из угла рта свисает очень длинный крысиный хвост. Он видел каждую щетинку и каждую чешуйку и каждый волосок на этом хвосте, так он сказал Бенедикту. Хвост принадлежал живой крысе и вертелся винтом. Антон почти против своей воли сдвинул взгляд вниз и не увидел там крови, хотя крысища вовсю, наверное, пожирала потроха Крысолова. Тогда Антон бросил шапочку на колени уродца и крепко схватил его за горло.

- Я не убивал его, - сказал он Бенедикту. - Просто хотел его напугать и прихватил за челюсть.

А в том мире он крикнул:

- Ах ты гадина! Почему ты не забрал меня с собой?!

Старик запрокинул голову, и его стало еще удобнее хватать за глотку.

- Почему ты не пришел за мной?!

- Но я правда его не убивал! - Бенедикту показалось, что глаза Антона похожи теперь на два ореха с крупными червоточинами.

Крысолов выгнулся дугою, как страдающий от столбняка; его живот напрягся, крысиный хвост исчез изо рта, а его владелица скользнула из-под до предела выцветшей одежки на пол. Крови не было и сейчас, а крыса, хоть и большая, но вовсе не огромная, кинулась налево. Кот прыгнул, схватил, встряхнул ее и вцепился в горло. Вместе с крысой умер и сам Крысолов. Кот отпустил дохлятину и вышел, победоносно задирая хвост. Антон вышел тоже. Он долго стоял у перил, дрожал из-за тумана, проклинал его и переминался с ноги на ногу на холодном железе, башмаки его совершенно протерлись и начали размокать. Базиль терся об ноги - то ли стирал с шерсти изморось, то ли пытался согреть. И что теперь делать: войти в туман или возвратиться? Но никого, подобного Эомеру, рядом пока не было.

Так бы и стоял Антон Месснер из Гаммельна аж до самого второго пришествия, если бы не зазвенели новые шаги.

***

Именно звоном, а не грохотом отметила себя дама, что прошла мимо. Антон все еще стоял у перил, а она вошла в комнату Крысолова, что-то сделала там и вернулась, встала рядом. Дама была одета в блекло-зеленое платье, статна, дородна и белокура. И, по словам Антона, прекрасна, как императрица - хотя ни одной живой императрицы он, само собою, не видел.

Пошли обычные восхищения юноши зрелой дамою, и Бенедикту стало еще тошней, чем было. Заметив это, Антон махнул рукой:

- Ну ладно! - и покраснел. В том мире он тоже пришел в себя далеко не сразу и поэтому расшаркался и поклонился спустя некоторое время. Ему показалось, что дама отвесила поклон ему - но она всего лишь нагнулась погладить кота. Теперь, думал Антон, меня немедленно казнят. Но дама предложила руку для поцелуя (Антон не забыл отметить, что руки она умывала розовой водою с лимоном), приняла этот поцелуй и сказала звонким голосом:

- Ах, какие вы молодцы!