Убежища (СИ)

"Да, умеет вертеть теми, кто выше него. И мною тоже".

- Что ж. Давай-ка так: весной уйдет на покой самый старший из профессоров. Все передвинутся, а я напишу рекомендации.

- А... а как быть с котом?

- А, кот. Вот что - вакансий сейчас все равно нет. Пойдешь в библиотеку - мы давно искали студента поумнее составлять каталог. На чердаке жить можно, а кот будет ловить мышей. Он их ловит?

- Ага, только серых. Я в Сорбонне тоже жил на чердаке...

- Осмотришься, познакомишься с вашим деканом. К весне, думаю, будешь преподавать.

- А жалованье?

- Крошечное. Увы.

- Перебьюсь.

- Богатые дамы?

- Не обязательно, - хихикнул молодой юрист, - Какая-нибудь контора. - а потом заговорил как совсем зеленый мальчишка. - Господин ректор, можно, Базиль пока у Вас посидит?

- Не нагадит?

- Он ест и гадит поздно утром. Всегда после рассвета.

- Хорошо.

Бенедикт обошел стол и почесал пальцем белые усы. Кот проснулся, заморгал и аккуратно убрал голову.

- Простите. Этот кот привязывается только к кому-то одному. Я попробовал его подарить той даме в Париже, но он вернулся ко мне. Потом целую неделю обижался. Когда он обижается, отворачивается, как сейчас.

- Я видел такого кота, но пушистого, в том мире, где серое здание и сетчатый забор. Тот любезен со всеми и любит детей.

- Может быть, Базиль - его сын, а то и внук... откуда он взялся, Бог весть. Так Вы там тоже были? - у Антона аж глаза загорелись.

- Бывал, и несколько раз. А потом взял и не пришел.

- Та дама из серого дома, похожая на мужчину, спасла меня.

- Ну, она думала тогда, что может спасти всех, кто бы к ней ни обратился. Целительница душ! Глупо! И слишком снисходительно. Она живет в безопасном мире и из-за этого так и не поумнела, - почему-то раскипятился Бенедикт. - Глупый мир, вечное детство... Типа этого твоего Иерусалима! Знаешь, я ей солгал, что ты вернулся - и сказал, что ты окончил именно Сорбонну.

- Как это - в слишком безопасном мире?

Бенедикт к тому времени уже оскалился, поставив верхний резец на нижний и оттопырив губы так, как это делали каменные гневные львы в старых храмах:

- А так, сынок! В том мире я могу провести ночь с юношей - не так, как с тобою, дружок, - и это не будет грозить ни мне, ни тебе костром!

Антон благоразумно пропустил мимо ушей последнюю реплику и не спросил, почему Бенедикт солгал - а почему ушел, понятно: ему стало попросту неловко. Спросить хотелось, но теперь он Бенедикту подчинялся. Тогда молодой мужчина сказал:

- Скоро рассветет. Мне нужно сходить к цирюльнику. И на исповедь. Спасибо Вам, господин ректор: теперь я знаю, о чем говорить с духовником. А то у исповеди я не был три года, а потом каялся во всяких пустяках.

- Осторожнее! Инквизиция...

- Я дождался, пока они уедут и не вернутся. Спасибо!

- Погоди! Кота надо охолостить, чтобы не метил. Ты согласен?

- Он холощеный.

Антон протянул руку, и Бенедикт, не вставая, пожал ее. Рука широкая, крепкая и теплая. Хорошая рука, чего не скажешь о его собственных артритных костяшках.

Антон ушел, осторожно прикрыв дверь. Мешок и документы он забрал с собою. А кот вроде бы уснул в бенедиктовом кресле для посетителей. Но, оказывается, не уснул. Он следил за шагами Антона за дверью и, когда они перестали быть слышны, спрыгнул с кресла и направился к двери. Там он принялся мяукать. Интонации его были вопросительны, а голос высок и красив, что для такого крупного кота странно. Он как будто бы осторожно спрашивал: "Где? Куда?" и при этом знал, сколь неодобрительно люди относятся к кошачьим воплям. Потом он поддел дверь когтями и попытался ее открыть. Но тут к нему пришел Бенедикт, погладил и негромко, как и кот, разъяснил:

- Базиль, Антон ушел. Он придет. Он тебя не бросит.

Розовый свет в окне незаметно вытеснял сумеречную серость, и точно так же (вероятно, это и было колдовством голубоглазого кота), Бенедикта залило сентиментальное тепло. Кота покинул единственный любимый им человек. Он остался один и ждет.

- Базиль, Антон тебя заберет.

Базиль вернулся в кресло и успокоился там, приняв позу сфинкса. Бенедикт почесал его за ушами и провел пальцем по горлышку. Кот нерешительно, неслышно замурлыкал. Тогда его временный опекун ушел, чтобы привести себя в порядок. Одевался Бенедикт так: на нем надето что-то подходящее, потому что народ не тычет в него пальцами. Когда он вернулся, умытый, бритый и переодетый во что-то неброское, Базиль обернул к нему ухо и решил дремать дальше.

***