Убежища (СИ)

Сегодня, в субботу, кто-то учился, а кто-то - нет. Старосты этажей приказали фуксам выбивать матрацы и одеяла, проветривать подушки. Университет построили почти на окраине, в низине - лучшее высокое место досталось собору и его хозяйству. Здесь же ветра не было; Бенедикту казалось, что вся теплая ночная городская вонь стеклась именно на университетский двор. Старательные фуксы подняли целую тучу пыли и перьев. Все это слабо держалось в воздухе и медленно оседало. Фуксы, естественно, затеяли подушечный бой. Никто не победил, а староста начал орать. Тогда в него полетело сразу пять подушек, а попало в спину и затылок целых три.

Бенедикт счастливо рассмеялся. А разум тут же восстал - решил защититься от души. Тревога обратилась в стыд, и ректор ушел к себе. Он, по своему обыкновению, устроился под распятием, в дальнем углу, и стал дальше бороться с работою о Платоне. Покорить ее, подчинить себе не удалось. Да, этот мир Красоты и Блага великолепен, соблазнителен и обманчив, хоть и претендует на истину. Что бы сейчас сказали о нашем мире сам Сократ, сам Платон? Чему бы они учили упрямых тиранов? А-то писал об этом благополучный, лощеный кот, защищенный от житейских невзгод семьею жены.

...

В чем дело? В утрате веры, давней. Игнатий проворчал, что Бога люди творят из чего попало. Игнатий обиделся, что Бога представляют так, как это выгодно для людей, а людей он видел множество и богов тоже. Он не верит в нашего Бога - это честно и достойно. В этом он близок животным. А я верю? Работа этого большого дитяти раздражает. Душа сопротивляется ей и разуму. Я верю, Бог есть, и Он ужасен, причастен бездне. С Ним и от Него не спастись. Для чего он сотворил меня и Игнатия вынужденными грешить? Если, конечно, это сделал Он. Или Он безразличен, а опасны все-таки люди? Если так, я верю, что Христос - это отчаянная попытка Творца понять, кого же Он сотворил. С Ним можно погибнуть и не воскреснуть. Господи прости, пусть эти мысли молчат и живут себе тихо! Но вера, та или иная, заставляет действовать, и я прячусь и прячу. Прятки с Богом невозможны, а игра с людьми надоела мне. Если бы Игнатий вернулся, хоть что-то станет иным, куда более выносимым.

Привычный к постоянному стыду, он словно бы исчез, оцепенел под своим жутковатым распятием. Отложил работу о Платоне и скрылся в своих мыслях - они потеряли очертания и звучность, стали подобны непроницаемым, непостижимым каменным глыбам, подобны тяжелой темной воде.

Кто-то топает деревянными башмаками. Нарочито громко. Этот человек разозлен.

Кабинет ректора - начале довольно длинной галереи, там обитают холостые преподаватели. К кабинету пристроены жилые комнаты. Получилось, что самую захудалую каморку, узкую и без окна, приспособили именно к кабинету ректора. Этот кабинет - первый от входа. Ректор бесплотен, это только должность, и комнатка могла служить кладовкой либо местом для переодевания. Не предполагали, что столь высокое лицо там поселится - ректор должен быть богат, оснащен родней и обзавестись особняком в городе. А этот вагант, дитя монастыря, равнодушный к жилью, так и поселился в узкой каморке. Деревянные башмаки топотали пока дальше по коридору. Может быть, служанка по прозвищу Бешеная Марта соизволила-таки вымыть пол в уборной. Она приходила и уходила, когда ей вздумается. Холостые преподаватели то и дело собирались скинуться и нанять настоящую экономку, только для их обиталища, но дело не заходило дальше разговоров. Сами они были аккуратны и весьма неприхотливы - и куда больше времени проводили в комнатах для занятий и своих кабинетах.

Человек в башмаках замялся на пороге, громко и коротко постучал в дверь, вошел. Бенедикт поднял глаза и не успел встать.

Посетительница набрала воздуху - одна из служанок, приглашенная заместить Игнатия. Лизхен? Грета? Она гремела башмаками, и преподаватели спешно убирали предметы, положенные не так. Крепкая девица с большими руками и толстой шеей. Но чепчик и передник всегда накрахмалены. Сейчас девица разрумянилась и выглядела как слепень, напившийся чьей-то крови.

- Я прошу расчет! - заявила она.

- Грета, в чем дело?! Почему я должен...

- Он, он обвинил меня!!! Я бы никогда этого не сделала!

- Да кто? Что случилось?!

Грета передохнула и успокоилась. Румянец ее пошел пятнами, подбородок твердо воткнулся в воздух, и Бенедикт посочувствовал от души ее будущему мужу.

- Господин ректор! Он сказал, что это я украла деньги и напустила ему клопов. А у самого блохи по полу скачут!

Грета сделала детское обиженное лицо и собралась расплакаться. Но слезы, видимо, не могли просочиться сквозь твердокаменность ее души - так она была разгневана.

- Я понял, понял, что ты не виновата. Но кто это?

- Да Ваш любимчик, сторож. Ну и деревенщина!

Бенедикта словно окатило горячей волною. Волна пришла и стала внутри стеною пламени, по затылку побежали мурашки. Значит, вернулся! Бесшумно выдохнув, Бенедикт попросил пояснить, в чем дело.