Убежища (СИ)

Как это выглядело на самом деле? Сидел человек, обняв единственную кружку ладонями. Он пил экономно и аккуратно - значит, беден, и денег на пиво у него недостает. Что-то уж слишком долго разглядывает пузырьки в глиняной кружке - а Бенедикт откуда-то знал, что именно пузырьки, а не пиво. Человек этот был одет в старую кожаную курточку и длинные штаны, как носят матросы. Еще одна куртка с меховым воротником висела на спинке стула. Шею он - стояло лето - почему-то обмотал жидким белым шарфиком. Моряк сидел в профиль, и Бенедикт разглядел тонкий и чуть курносый нос, блеск глаза, высокие скулы и прямые черные волосы, остриженные под горшок. Почувствовал пристальный взгляд и обернулся. Обрадованный Бенедикт - клюет! - стал выводить его, подманивая жестом осторожно, как не совсем ручного крупного зверя. Мужик взял свою кружку, еще не совсем пустую, за ручку в кулак, потащил стул за спинку и куртку в зубы, а затем отправился прямо в бенедиктов угол. Заплечного мешка он так и не снял. Там он снова поставил стул и кружку, повесил, как прежде, куртку с воротником и сел, глядя сначала вопросительно, а потом, прикинув что-то, уже утвердительно. Бенедикт словно бы плыл в воздухе, а гость его молчал. Так же, молча, он допил кружку, и Бенедикт наполнил ее. Что ж, его подозвал к себе, как пса, прилично одетый господин. Бенедикт не был седым тогда - он был носителем распространенного и почтенного окраса "соль с перцем". Мужичок молчал, и говорить пришлось Бенедикту:

- Ты чего хромаешь?

- А! - отмахнулся гость. - Поскользнулся на палубе. И сломал лодыжку. Теперь вот сижу без работы.

- Будет тебе работа. Сторожем, - благодушно отозвался Бенедикт.

- Ага! - усмехнулся мужик, - Делать нечего, знай себе спи!

- Еще чего! Нужно будет подметать очень большой двор. Ежедневно.

- Тогда по рукам!

Ударили по рукам; Бенедикт насупился, оскалился и нацелился носом в пиво - у его гостя была странная прозрачная кожа, словно та желтоватая патина на древних мраморных статуях, и это стесняло, мешало вдохнуть. Угощал Бенедикт - резко выдохнув, он розлил последнее пиво, и пена в его стакане вытекла и поползла на стол. Бенедикт нервно, с резким шуршанием потер ладонь о ладонь, как будто бы что-то или кого-то (падре Элиа?) собирался стереть в порошок.

(А падре Элиа так говорил: "Твое стремление к Богу движется только вверх. Плотская страсть мчится по горизонтали. Если двигаться к Богу прямо, ты сгоришь, созерцая Его лик; тяжкая похоть размечет тебя по земле. Сталкиваясь, эти страсти образуют спираль, сжимающую витки вокруг Всевышнего. Помни, твое влечение ко мне - только слепая и сырая сила - как конь Парсифаля, блуждающий в лесу и окольным путем везущий хозяина к Святому Граалю").

Гость его тихо рассмеялся. Оба выпили остатки и смущенно оцепенели. Вот тогда Бенедикт и позвал:

- Идем.

Притворяясь пьяными, оба вывалились из кабака. Бенедикт вел человека под руку и радовался, торжествовал - его "кошачьи усы" впервые сработали так удачно.

В то время уже начинался август, и ночь была очень темна, безлунная и облачная. Духота, обычная в это время бешеных псов, никак не желала уступать место прохладе.

Господи Боже мой, об этом почти невозможно думать!

Как они добрались, Бенедикт забыл и не мог теперь вспомнить. Просто он вел своего гостя и не собирался его выпускать. Тот шел послушно. У ворот Бенедикт, подумав, свернул налево:

- Через стену! - распорядился он, и оба как-то ее перепрыгнули.

Воспоминание остановилось и замерло. Дремлющее тело напряглось и втянуло голову в плечи.

Тьма в университетском дворе всегда казалась гуще и темнее, чем снаружи. Бенедикт снова поймал гостя за рукав и почти потащил его к сторожке. Сейчас замка там не было, и дверь можно было открыть.

А теперь втянулся живот и расширились нижние ребра.

У входа Бенедикт не выдержал и прикоснулся губами к уголку его рта. Рисковал получить в брюхо ножом; своего кинжала он так и не достал, оружие бесполезно моталось на шее. А потом заиграл языком, словно змей, растворяя неподатливые губы. Губы его быстро раскрылись, но остались сжатые челюсти. Зубы твои встали не дугообразным частоколом, как у всех - клыки чуть выпирают в углах почти прямого зубного ряда.