Убежища (СИ)

Оборвав поцелуй - а ты так и не шевельнулся - Бенедикт толкнул дверь плечом, так и не выпуская гостя. Дверь отворилась, и он стал теснить его туда, удерживая за плечи. Тот отступал - не сопротивлялся, не упрямился, просто не знал, куда надо идти. Но знал Бенедикт. Как-то сориентировавшись, он, словно в танце, повел новичка к постели и снова припал к его губам. Они раскрылись, уступили и челюсти; слились, наконец, дыхания, и воздух стал общим. Возможно, Бенедикт вдыхал его, гостя; темноту между веками и глазами сменило алое пламя. Ему самому раздирало чресла; он схватился за пояс нового друга обеими руками, подтянул его к себе и левой ладонью пополз вниз. Бенедикт исходил из того, что никто и никогда просто так желать его не будет. Но сейчас: платные мальчики позволяли куда меньше, чем этот случайный гость, а под рукой обнаружился очень лестный и надежный стояк. Бенедикт широко улыбнулся в темноте, гость этого не увидел.

Но гость вдруг остановился - идти было уже некуда, лежанка ударила его под колени.

- Погоди-ка, - прошептал гость, - Мы одеты.

- Ага. Я забыл.

Кто тут кого раздевал, непонятно. Одежды упали, и гость потянул Бенедикта за собою.

...

В утренних сумерках Бенедикт развернул любовника спиной к себе, тот без сопротивления повиновался. Прихватив член его левой рукой - а вонзиться еще нельзя, наши тела плохо знакомы друг другу... Что-то он сделал, как-то поступил, хребет его освободился, стал двигаться подобно луку или позвоночнику бегущей кошки. Но опирался Бенедикт все-таки на шесть точек, на локти, колени и пальцы ног, не решался упасть. Поэтому ощущал не кожу его, а только тепло.

Когда сумерки пронизал свет, Бенедикт уже устроился у ложа и сидел, напряженно всматриваясь в лицо загадочного приятеля. Тот вроде бы дремал, и легкая улыбка делала его похожим на новорожденного или только что умершего. Он ушел в себя, и хозяин надумал расшевелить гостя. Человек этот был именно тем, кто нужен. Бело-золотой свет, с ним связанный, теперь стал нимбом и не собирался покидать Бенедикта.

- Э-эй? Пора!

Он осторожно пошевелил спящего за плечо, а когда тот приоткрыл глаза, уставился прямо в зрачки. Гость, однако же, глаз не отвел. Он сощурился, и глаза его превратились в полумесяцы; потом обстоятельно потянулся и заулыбался еще шире; тут и Бенедикт почувствовал, как углы рта ползут к ушам, а в груди вскипает легкий смех. Он отвел глаза, развернулся и снова грозно взглянул на гостя. Сжав кулаки и стиснув брови, он заявил:

- Пока я здесь, ты не будешь принадлежать никому другому. Ты понял?

Глухо он говорил, угрожал, но друг его совершенно не испугался. Он улыбнулся еще лучезарнее, и вся кожа его вновь обрела прозрачный оттенок мраморной патины.

- Слава Богу! - ответил он, хихикнул и махнул рукой.

Бенедикт левой рукой схватился за лоб, нечаянно размазав сперму. Хмурясь и изумляясь одновременно, он спросил:

- Что?!

- Ну, у меня появился могущественный - (удивительно, что пьяный матрос знает это слово) - покровитель, и он больше никого не подпустит ко мне! Здорово!

Гость выдохнул с облегчением, рассмеялся, развалился эдаким барином на соломенном тюфячке, поглядывал ласково и лукаво. Бенедикт торжествовал: прежде ему всегда приходилось делить любовников с кем-то еще. А этот - мой! Его словно бы наполнило воздушным вихрем и понесло куда-то вверх. Я-то думал его напугать, а он...

Бенедикт оторопел совершенно и молчал с приоткрытым ртом. Любовник его, легко перехватив власть, весело продолжил:

- А ты отличный любовник - добрый, осторожный.

- И алчный, - недовольно пробурчал Бенедикт.

- Ну да. Ты мне подходишь.

Бенедикт от неожиданности откинулся назад:

- Как?!

Его гость, видимо, был очень доволен:

- Как? Ты сделал мне предложение, я его принял, так?

Теперь и всегда он будет диктовать мне условия. Неважно. Лишь бы остался.

- Само собой.

- Ты похитил меня, как Ганимеда...

Тут уж не только Бенедикт не выдержал и расхохотался. Гость смеялся легко, как и занимался любовью, а Бенедикт судорожно заржал и стиснул челюсть той же самой левой рукой, от чего сперма размазалась еще и по ночной щетине.

- Ничего себе Ганимед! Взрослый матрос!

Они хихикали еще долго, а потом окончательно наступил рассвет. Бенедикт, недовольно пофыркивая, что у него означало ехидный смех, начал выбирать свои вещи из кучи барахла. Одевшись, он протянул правую руку, а гость пожал ее; рука твердая, широкая - хорошая рука:

- Я - Бенедикт фон Крейцерхауфен. Барон с Кучи Грошей.

- И где она, эта твоя куча денег?

- Если б я знал! Я - ректор этого убогого заведения.

- Но... Почему я? У тебя полно юношей...

Бенедикт только выставил ладони, как бы защищаясь:

- Ох! Ты бы знал, как сложно что-то поселить в их тупых головах! Вбить в их пустые головы!!! Скучно с ними. Ну их!

Гость обрадовался:

- А я - Игнатий Якобсен.

- Так ты иностранец?

- Мои родители, - как-то суховато уточнил Игнатий, - Они с севера.