— Черт тебя подери, Алан, а сколько можешь? Десять? За полный пай? Десять ты можешь вложить?
— Извини, но…
— Пять? Три? Две тысячи? Как насчет восьми сотен или, к примеру, двух? На две ты можешь подняться или это тебя разорит?
— Две сотни будет в самый раз, — ответил я. — Считай, что за эти деньги я твой.
— Да не препирайтесь вы попусту, — сказал Боб. — Какой смысл цапаться из-за того, чего не произойдет даже через миллион лет?
— Ну нет, еще как произойдет, — сказал Мэтью. — И я был бы тебе очень признателен, если бы ты не лез туда, где ни шиша не смыслишь.
— Перво-наперво, есть закон насчет участков по пятьдесят…
Мэтью отмахнулся от него, как от комара.
— Не имеет значения. Ты подаешь протест, только и всего. Платишь несколько долларов, назначается слушание — и дело в шляпе. Округу позарез нужно строительство. Он загибается от нехватки налогов. Все пройдет легко, как орех в гусиную глотку. Это не мои слова, а одного парня из аппарата.
Боб поразмыслил над этим.
— Все равно не получится.
— Брось каркать, Боб, — сказал Мэтью. — Ты тоже внакладе не останешься. Кто, по-твоему, будет строить домики? Ты нагребешь столько денег, что не сможешь придумать, куда их девать.
Боб покачал головой.
— Не получится, — повторил он.
— По этой части ты не эксперт, Боб, — сказал Мэтью. — Все
Боб ненадолго умолк.
— Ну, во-первых, — сказал он погодя, — если тут появятся все эти люди, возникнет серьезная опасность пожара.
Мэтью презрительно хмыкнул.
— Что, молния? Неисправные печки? Чушь собачья.
— И это тоже, — сказал Боб. — Но я имел в виду, что если ты натащишь сюда беспризорных разъебаев со всего континента, мне, пожалуй, придется взять канистру с бензином и поджечь все их дома по порядку.
— Не придуривайся, — сказал Мэтью.
Смех Боба откликнулся эхом из его кофейной кружки.
— Ты ведь ничего обо мне не знаешь, Мэтью. Ты не знаешь, на что я способен.
— Я объясню, на что
Боб допил свой джин. Потом пару раз лизнул тарелку, поставил ее на крыльцо и припечатал Мэтью жесткой улыбкой.
— Ты знаешь такого Джей Ти Данлапа?
— С бензозаправки, что ли? Это который с бельмом?
Улыбка Боба была по-прежнему безупречна.
— Его самого. Иди спроси Джей Ти Данлапа, что произошло между его братом и Бобом Брауном. Он расскажет кое-что интересное — то, что тебе не мешало бы знать, прежде чем ходить тут и сыпать угрозами.
Хотя Мэтью обожает подначивать других, сам он никогда не был склонен к насилию. Мой брат чувствует себя уверенно лишь в тех соревнованиях, где твердо рассчитывает победить, а бестолковщина физической схватки мешает ему оценить уровень разумного риска. Я видел, как в школьные годы Мэтью удирал от мальчишек, которых мог бы порвать на мелкие клочки, — он и тогда предпочитал позор драке с сомнительным исходом.
Мэтью пожевал нижнюю губу и кинул на Боба задумчивый взгляд из-под полуприкрытых век. Потом встал и швырнул свою тарелку в стену дома. Она разлетелась вдребезги прямо под фонариком, освещающим крыльцо. Некоторое время он стоял без движения и смотрел, как медленно сползает на пол жидкий ком лапши, сдобренной белым соусом. Затем ушел внутрь, хлопнув дверью с такой силой, что у меня загудело в кишках.
Боб прищелкнул языком и сказал, что пора на боковую. Он встал и протянул мне руку. Я слегка помедлил, прежде чем ее пожать.
— Так я разбужу вас еще затемно, — сказал Боб. — И если мистер Сердитый Медведь будет не в настроении охотиться, что поделаешь — пойдем без него. Бонсуар! — Он поправил кепку, подмигнул мне и исчез в ночи.
Единственным предметом меблировки в хижине Мэтью был матрас без простынь, который он расстелил посреди гостиной. Когда я вошел, мой брат не шелохнулся. Я угнездился в теплой нише между его коленями и выброшенными вперед руками и заснул крепким безмятежным сном.
Перед рассветом раздался скрип двери.
— Хватит дрыхнуть, джентльмены, — сказал Боб, хлопая в ладоши. — Ну-ка, подъем!
Он протопал к плите, зажег фонарь и вскипятил воду для кофе. Я встал и оделся. Воздух в хижине был плотным от холода.
Мэтью не шевелился. Я покачал его ногой за плечо.
— Отвали, — сказал Мэтью.
— Ну и ладно, — жизнерадостно сказал Боб. — Наш толстячок хочет баиньки. Оставь его, Алан.